– Ангелочек-то наш? Конечно, знакома. Что натворила? Вы не думайте, что если она у нас лечится, то значит – совсем с приветом. Да, девочка сложная, но абсолютно безобидная, для окружающих по крайней мере. Уже четыре года к нам поступает, причём по своей воле. А мы ей и рады, особенно Яков Семёнович. Ой! – Медсестра закрыла рот так, что щёлкнули челюсти. Павлов подивился такому звуку. «Понятно, теперь не вытянешь и слова, любимое начальство защищать будет горой. Не зря у меня этот хлыщ подозрение сразу вызвал, надо дожимать тётку».
– Ну, что вы замолчали, голубушка? – голос следователя стал медово-тягучим. – Не бойтесь, я знаю, что профессор как отец родной своим пациентам, наслышан о нём. Понятно, что и к Ангелине, царствие ей небесное, относился, что к дочери.
– Как царствие небесное?! Вы что такое говорите?
Медсестра резко побледнела, хватая ртом воздух, и вдруг стала сползать по стулу. Сигарета выпала из пальцев и закатилась под кресло. Павлов замер в растерянности, не понимая, привести ли сначала в чувство женщину либо лезть за горящим окурком.
День тянулся бесконечно. Сан Саныч забыл, когда спал в последний раз. Иногда он проваливался в странное оцепенение, пока оперативные сотрудники вели к нему на допрос очередного работника больницы. Устроившись в уютном кабинете Дашковского, любезно предоставленном самим хозяином, Павлов с раннего утра строчил документы. Мелькание лиц, белых однотипных халатов, затравленные взгляды свидетелей, тихая речь, односложность и уклончивость ответов – казалось, больница полна тайн и бережёт их от посторонних. Опытный следователь чувствовал, что опрошенные говорят гораздо меньше, чем знают.
В просторный кабинет зашёл высоченный мужчина с длинными руками, свисающими почти до колен, и лицом младенца. «Так, я же сказал, даунов сегодня не допрашивать, а только работников. Если мне ещё и психов таскать начнут, я сам свихнусь!»
– Петров! – рявкнул Саныч в приоткрытую дверь. – Ты зачем мне дебила притащил? Я ж тебе, тудыть твою в качель, сказал – сегодня сотрудников допрошу, и баста!
За дверью раздался гогот нерадивого оперативника и удаляющийся топот тяжёлых башмаков. «Вот ведь конь педальный, явно свалил в курилку к медсёстрам, от меня подальше!»
– Дядь, вы чего ругаетесь? – Детина аккуратно присел на краешке резного стула, будто боясь сломать своим весом хрупкую старинную вещь. – Я, между прочим, не дебил, мне сам дядя Яков, врач наш самый главный, сказал. Я – дворник местный, Алёшенька. Говорят, вы всех, кто работает здесь, к себе зовёте, вот и я пришёл. Вам же всё равно никто не скажет, что с Ангелом произошло, а я знаю.
– Интересно-интересненько, – Павлов не мог сдержать слов-паразитов в момент волнения. И как допрашивать этого Алёшеньку? —Шоколадку хочешь? Ты бери, у меня ещё есть: вкусная, с начинкой.
– Спасибо, – блестящая конфета утонула в огромной ладони.
– Алёшенька, расскажи, пожалуйста, про Ангелину.