Человек вышел на свет, подойдя к краю. Это был невысокий поджарый франтоватый старичок. На нём был клетчатый костюм и клетчатая кепка, гармонично подобранные под соломенного цвета усы с лихо закрученными кончиками и бородку клинышком.
– Даниель?
Американский акцент. Даниель кивнул. Старичок протянул руку.
– Я Джо, запрыгивайте.
В трейлере, помимо Джо, находилась пара человек в комбинезонах и красный ретроавтомобиль с покатыми боками, округлым задом и длинным, как у грузовика капотом с выпученными круглыми фарами. Джо взглянул на механиков и тому, что был ближе, по-английски велел подать комбинезон, а Даниелю – снять балахон. Один из механиков облачился в балахон Даниеля, накинул капюшон, вылез из трейлера и пошёл к выходу со стоянки.
– Что он делает? – спросил Даниель. Джо вздохнул, качнулся на носках и поднял вверх палец:
– Количество людей, вошедших в трейлер в балахоне должно быть равно количеству тех, кто вышел из него в балахоне. Тогда те, кто следят за стоянкой, ничего странного не заметят. Прошу, – старик указал на двухместное мягкое сиденье автомобиля. Даниель собирался было сесть за руль, но Джо его остановил. Он отщёлкнул стопоры по бокам, и спинка сиденья сложилась вперёд. За ней оказалось пространство, обитое мягким.
– Вам сюда. И вот это возьмите с собой, – он протянул бутылку воды.
Даниель, как сумел, сложился в тесном ящике, колени упёрлись в потолок, но особого дискомфорта не было. Старик прищёлкнул спинку сиденья на место. В багажнике стало абсолютно темно.
0x01
Даниель погрузился в полудрёму. Он устал от погони. В какой-то момент он представил себя запертым в кладовке приюта и почувствовал укол знакомой паники. Но на панику, похоже, тоже не осталось сил. Привычные для него в такой ситуации мысли о том, что он заперт навсегда, что кончается воздух, что стены всё теснее с каждым вдохом, пролетели в его голове, не задерживаясь. Он мысленно посмотрел им вслед и послал к чёрту. В конце концов, он сейчас в убежище, в коконе. Его спокойствие преобразило воспоминания о подобных заключениях кладовке приюта, исказило их так, как будто это было не с ним.
Происходящее снаружи не то, чтобы пугало, скорее настораживало, волновало, как любое явление, от которого зависит то, в какую сторону развернётся его жизнь, но на которое он не мог никак повлиять – только наблюдать со стороны, вернее, изнутри своего кокона, время от времени надавливая на его стенки руками и ногами, чтобы размяться.
Даниель