– А здесь мрачновато, – сказала мать.
– Как в полночь, – ответил Джек, и она засмеялась своим нездоровым, болезненным, но таким любимым смехом.
– Да-да-да, Джеки. – Она протянула руку, чтобы потрепать его длинные волосы. На лице ее играла улыбка. Он улыбнулся в ответ и отвел ее руку. (Боже, как ее пальцы похожи на кости, она уже почти мертва, Джек!..)
– Не порть мне прическу.
– Открой мой ридикюль, – попросила мать.
– Прелестное название для старой, потрепанной сумки!
– Ах так! Тогда на этой неделе ты больше не получишь карманных денег!
– Ну и пусть!
Они улыбнулись друг другу. Джек не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь ему так хотелось плакать, чтобы он когда-нибудь так сильно любил свою мать. Теперь она стала совсем другой. Он увидел ее совсем другой.
Принесли напитки. Лили подняла свой бокал и посмотрела его на свет.
– За нас!
– О’кей!
Они выпили.
Официант принес меню и ушел.
– Как ты думаешь, Джеки, я его хоть немного задела?
– Ну, разве что совсем чуть-чуть.
На несколько мгновений это доставило ей удовольствие, а потом она забыла о своей шутке.
– Что у вас есть еще? – спросила Лили подошедшего официанта.
– Могу предложить палтуса.
– Давайте.
Официант раскланялся им обоим и ушел, чувствуя себя смешным и неуклюжим и понимая, что именно это и было ей нужно. Дядя Томми тоже часто подшучивал над официантами. Его излюбленной шуткой было: «Все навязчивые идеи замечательно лечатся плавленым сырком».
Принесли палтус. Джек набросился на горячую, аппетитную рыбу. Лили же лишь потыкала свою порцию вилкой, съела несколько фасолин из гарнира и отодвинула тарелку.
– В школе уже две недели идут занятия, – объявил Джек, не прекращая жевать. Глядя на желтые автобусы с надписью «Школа Аркадии», он чувствовал себя виноватым. Из-за совершенно абсурдных обстоятельств он не учился, а все время бездельничал.
Мать вопросительно посмотрела на него. Она только что допила второй бокал, и теперь официант нес ей третий.
Джек опомнился:
– Да это я так, не обращай внимания.
– Ты хочешь пойти в школу?
– Я? Нет!