У него есть жена и десятилетний сын. Сын – в Харькове, у бабушки, жена – в Болгарии на гастролях.
Мы целуемся у него в машине. А за окном – май, солнце и ярко зелёные деревья. Обо мне давно никто не заботился. Там – мне играли на нервах как на скрипке, здесь – предупреждают любое желание. Он приезжает ко мне каждый день. По выходным мы ездим на залив. Гуляем в обнимку по песчаному берегу, заходим в ресторанчики, пьем вино и едим вкуснейшие шашлыки. Нам интересно друг с другом.
Через двадцать восемь дней это кончится. Через двадцать восемь дней вернётся его жена, и мы перестанем встречаться. Вообще. Я это знаю. Мы как-то сразу выяснили, кажется, на втором свидании, что у нас есть всего двадцать восемь дней.
Почему я на это соглашаюсь? Потому что нервы у меня вымотаны другим, и мне очень нужно, чтобы меня любили. Пусть даже в строго ограниченные сроки.
Я живу с мамой и сестрой.
Мы ночуем у него, больше негде. Мы спим в его супружеской постели.
По утрам я выхожу из квартиры первая, прохожу мимо соседей у подъезда, заворачиваю за угол, не спеша иду по тротуару с независимым видом. Иду вперед, куда глядят глаза. Через пару минут он догоняет меня на машине, я заскакиваю на переднее сидение, и мы едем завтракать.
Меня немного тошнит от происходящего. От этих утренних проходок. От двухкомнатной хрущевки, где за стеклами доисторического серванта поставлены портреты его жены и сына, от белья, на котором он год за годом выполняет супружеский долг. Но я знаю, что всё это – временно. Что я никому не причиняю вред. И что мне очень нужно, чтобы меня любили.
Однажды ночью нас разбудил звонок в дверь. Сердце моё выскочило из груди и запрыгало по полу. Я поняла, что с гастролей вернулась раньше времени жена. В голове метались мысли: сейчас она зайдёт в квартиру, включит свет и увидит меня, голую, в своей постели, под своим одеялом. Что мне делать? Что делать? Ничего не сделать!
Не знаю, что думал он, когда шёл открывать, но ужас и стыд, что я пережила за те секунды, если не полностью, то в большей части наказали меня за этот адюльтер.
Это звонила какая-то алкашка, которая ошиблась дверью: квартира была на первом этаже.
В наш последний вечер он привез меня к дому. Накрапывал дождь. Капли бежали по стеклу. Он сказал: «Эти капли похожи на слезы…». Это было очень романтичное высказывание к тому моменту.
Перед тем, как навсегда расстаться, мы послушали мою любимую песню: «Давай разожжём костер и согреем хоть одну любовь…»
Была у нас такая своя традиция, мы всегда ее слушали, прежде чем я выходила из машины.
Потом он сказал: а чёрт с ним! Поехали на озера! И мы поехали на озера, и целовались еще лишних два с половиной часа в машине. А потом он уехал.
Из двадцати восьми дней мы встречались двадцать шесть. После расставания было очень трудно привыкать к тому, что меня бросили.
От меня ушёл друг. Хочется плакать, но слезы не идут. С каждым