– Лимонаду? Воды? Кофе?
Неожиданно ему захотелось кофе. Было бы здесь душно, он бы даже и не вспомнил о нем, но вдруг понял, что не прочь выпить.
– А я как чувствовала, – улыбнулась Ирина. – Приготовила заранее. Сейчас принесу.
Кофе оказался великолепным и идеальной температуры. И даже сахара в нем было ровно столько, сколько нужно.
– Каплю молока?
– Нет, спасибо. Все отлично.
Ирина села за стол, за которым, очевидно, семья Серовых ужинала в полном составе, поскольку на кухне, как успел краем глаза заметить Гуров, проходя мимо, он ничего похожего на стол не заметил.
– Юра скоро будет, – оповестила она. – Вы, наверное, забыли нас о чем-то спросить?
– Мы можем начать разговор и без него, – ответил сыщик, с опаской держа в руке малюсенькое блюдце с крохотной чашечкой эспрессо.
– Идите за стол, – спохватилась Ирина. – У меня совсем с головой плохо.
Гуров, затаив дыхание, без приключений донес кофе до стола.
– А вас не продует? – не унималась Ирина. – Кондиционер же прямо в спину дует.
– Ничего не чувствую, – покачал головой Гуров. – Я сейчас в раю, поверьте.
– Не знаю, чем вас и занять до прихода мужа.
– Ирина…
– Без отчества. Я девушка молодая еще, – грустно улыбнулась Серова.
– Бесспорно. Тогда задам вам несколько вопросов.
– Но я-то разве могу вам помочь?
– Но вы же тоже присутствовали на выпускном, – напомнил Лев Иванович.
– Ну… да, – растерялась Ирина. – Правда, ничего нового, наверное, не расскажу.
– Наверняка что-то найдется, – не согласился Гуров. – Например, ваш разговор с учителем истории.
Ирина растерялась еще больше и уставилась на сыщика непонимающим взглядом.
– Ах да, – вспомнила она. – Мы пообщались, это правда. Жаль, а я так надеялась, что всем на нас плевать.
– Почему же?
– Чтобы не связали наш разговор с нашей дочерью. Люди у нас «добрые», а муж занимает высокий пост. Мы говорили про дочь. У Олеси в школе были проблемы. Люди могли услышать, а потом: додумают, станут оговаривать. Не хочу. Давайте подождем мужа. Пожалуйста. Он скоро будет.
Сказав это, Ирина тщательно провела ладонями по столу, словно смахивая пыль со столешницы. Но Гуров видел, что никакой пыли на самом деле на столе не было.
Он не понял, о чем она говорит, но был рад тому, что сам факт застольного общения отрицать не стала. Бывало в его практике и так, что очевидное отрицалось свидетелем или преступником, и полицейским приходилось прилагать немалые усилия, чтобы разобраться во всем самим, потому что терять время, обличая кого-то во лжи, не хотелось. За все годы службы в уголовном розыске в глубине своей ментовской души Гурову удалось взрастить фобию, название которой он так и не придумал. Суть ее заключалась в том, что тот, кто так или иначе