На этих словах мне захотелось сгореть со стыда.
– Ты позвал людей искусства смотреть на мою мазню?..
– Ты снова скромничаешь, да? – почти угадал Клод, когда мы дошли до фуршета, возле которого стояло всего несколько человек. Меня это удивило, ведь, как правило, именно стол с закусками и напитками способен собрать вокруг себя больше людей, нежели чем картины какого-то непонятного, ещё неизвестного художника.
– И названия картин у меня ужасные, – добавила я.
Клод протянул:
– Бро-о-ось, Нора.
Я украдкой взглянула в соседний выставочный зал и заметила приличное количество людей, столпившихся возле одной из моих картин. Я назвала её «Эпикурейское наслаждение». Там был изображён полуголый юноша с гречески-кудрявыми светлыми волосами, держащий в руках чашу с вином. Юноша лежал на диване, а вокруг него в подобострастных позах застыли прекрасные девы, одна из которых смогла-таки дорваться до объекта своего вожделения и с лицом иконописного удовольствия касалась его плеча одними лишь подушечками пальцев.
Мы с Клодом, Майком и Генри какое-то время стояли у фуршета.
– Возможно, кто-то захочет приобрести себе одну из твоих картин, – заметил мне Генри. – И когда «молва» сделает своё дело, тебе больше не придётся работать в ресторане.
– В элитном ресторане, попрошу заметить, – поправила я.
– Не твоё это, – высказал Майк своё мнение, отправляя в рот канапе. – Быть официантом – неблагодарное дело.
Я хотела было возразить, но невольно посмотрела на Клода. Он молчал. Причём молчал уже несколько минут. Он смотрел за мою спину нечитаемым, пустым взглядом, а его губы сжались в тонкую напряжённую линию. Я проследила его взор и на мгновение обернулась, среди толпы так и не заприметив никого особенного.
– Клод, ты что? – Я коснулась его куртки.
Заторможенно он перевёл взгляд обратно на нас.
– Ребят, на этом я, наверное, пойду, – еле связал он слова в фразу заплетающимся языком.
– Ты не хочешь разделить со мной миг моего триумфа? – наигранно обиженно сказала я, будучи несерьёзной и не осознающей, что, возможно, случилось действительно что-то нехорошее.
– Ты… – пробормотал он потерянно. – Ты молодец, Нора. Мне пора.
Когда он развернулся и ушёл, оставив нас троих в недоумении, я увидела, как его рука потянулась во внутренний карман куртки, где у него всегда хранились самокрутки с марихуаной.
Я ещё подумала тогда, мол, бывает – все творческие люди подвержены небольшой «шизе», поэтому вскоре моё внимание снова переключилось на беседу с Майком и Генри, хотя где-то глубоко внутри во мне что-то скреблось. Я всегда старалась не быть курицей-наседкой, не быть навязчивой, слишком обеспокоенной, что в противном случае граничило бы с помешательством, как у какой-нибудь типичной мамочки. Я была его подругой, а дело друзей – всего лишь приглядывать друг за другом. Я так сильно уважала