– Ну, тогда все! Можно выпить, – сказал Хариберт.
– Как все? – у Хильперика вытянулось лицо. – А Аквитания? А Бургундия? А земли алеманов? А Овернь, Прованс? Мы их что, делить не будем?
– Это мы уже без тебя поделили, по-честному, – заявил ему Хариберт.
– Это называется по-честному? – завопил Хильперик. – Да у меня леса и болота одни! А у вас богатые города и лучшие земли на юге! Виноградники, поля, вы все себе забрали! Что тут честного? Вы же меня просто грабите!
– А когда ты отцовскую казну крал и города тайком под себя забирал, как последний вор, это тоже по-честному было? – посмотрел ему в глаза Сигиберт, едва сдерживая ярость.
Он был самым воинственным из братьев и не вылезал из походов с отцом. Он бился с саксами, алеманами и готами, и полководцем стал отменным. Хильперик отвел глаза. Сигиберта он ненавидел искренне и от всей души. Ну и завидовал ему сильно.
– Ты получил то, что заслуживаешь, – это сказал Гунтрамн, который считался любимцем всех священников королевства[34], несмотря на свою жестокость, коварство и наличие гарема. Он очень щедро жертвовал на церковь. На фоне своих необузданных братьев трусоватый и острожный Гунтрамн казался образцом смирения, что, впрочем, не помешало ему лично зарубить двух братьев своей жены. Широкой души был человек.
– Если ты чем-то недоволен, можешь начать войну, – сказал ему Хариберт. – Мы не возражаем. Да, братья?
Ответом ему стали угрюмые кивки и хмурые взгляды исподлобья. Хильперик выругался и выбежал из шатра. Ему больше не о чем было разговаривать со своими родственниками. Войну на три фронта он не выдержит. Ну ничего, он будет ждать, он еще возьмет свое.
Фредегонда рассматривала вышитые туфельки, которые подарил ей король. Их явно изготовил хороший мастер с юга, уж больно аккуратные стежки на верхнем шве. Да еще и узоры красивые сделал. Жесткой подошвы у туфель не было. Кусок козлиной кожи мехом внутрь свернули в виде стручка и сшили сверху. Вот и вся работа, казалось бы. Но туфли стоили очень дорого и подносились женщине как «утренний дар»[35]. Она раньше о таких и мечтать не могла, простая служанка ведь. Она до самых холодов босой бегала, а когда становилось совсем невмоготу, обматывала ноги тряпками и надевала простые кожаные поршни.
За последний год она отодвинула в сторону и всех наложниц, и эту глупую корову Аудоверу. Муж охладел к жене окончательно, чего та старательно не замечала, занимаясь троими сыновьями. Королева и до этого к мужу была довольно равнодушна, да и о какой любви может идти речь, если он спал с ней с двенадцати лет, и никакой радости ей этот факт не приносил совершенно. Сейчас король стал куда реже ее донимать, так, заглядывал раз-другой в месяц, да и все. Аудовера даже радовалась про себя, ведь последние роды уж очень тяжело прошли, она чуть богу душу не отдала. Так что, как ни странно, отношения со служанкой у нее складывались вполне дружелюбные, и та по-прежнему пересказывала ей все