И это очень доходная индустрия. Возьмем сюда же желание человека нравится всем вокруг, трансляцию одобрения этого желания с экрана. И вот уже подтянулась индустрия красоты, моды, стиля, бла-бла-бла.
А вот к настоящему, ощутимому каждой клеткой тела волшебству, не каждый оказывается готов.
Любовь на уровне энергии. «А секс там есть?» Вот и весь разговор…
Хотите поговорить об этом? Ладно. Там есть НеСекс.
***
Меня закружила карусель. Такая, на длинных цепях. Я видела тебя то летящего
рядом со мной, то удаляющегося. Ты смеялся, а солнце прыгало по твоему лицу, рукам, отражалось от гладкого металла цепей и ослепляло.
Но это была лишь картинка. Подвижная, осязаемая картинка, но плоское выражение того, куда мы с тобой попали.
Хотя я страшно боялась потерять эту картинку. Упустить момент, не прочувствовать до конца. Я боялась, что все закончится. Останется только щемящее ощущение пустоты в центре груди и холодная тишина внизу живота, а тебя не окажется рядом. Я вроде «чувствовала» любовь, но боялась что она исчезнет, и такого ощущения внутри меня больше не случится. И вот тогда…
Я живу молекулой на твоей коже. На шее, справа. На самой верхушке маленького треугольника Пирогова.
И откуда взялась та банка из-под Монпансье, в домике у маяка, в которой лежит сейчас твердый комок соли с горошинами черного перца, я тоже теперь знаю.
Леденцы сыпались сверху. Их пронзительный кисло-сладкий вкус чувствовался уже на уровне глаз.
Я долго не могла понять, что это было за место. Где это все случилось. Тонкой мыслью пробежала Калифорния. Нет, не там. В Калифорнии просто было твое физическое тело. И это немного сбило с толку внутреннюю навигацию.
А потом вдруг ощутила – нигде.
Я живу молекулой. На твоей коже. Я ощущаю биение твоей крови в стенки сосудов. Я слышу твои потоки и вижу причудливые золотые узоры в пустоте.
А быть «в любви» – это и означает буквально быть внутри золотой сферы, которая парит в этом самом нигде.
Когда это начинаешь видеть, то уже нелепыми выглядят все прежние стандартные представления о любви. Ее бессмысленное ожидание, словно поезда, чаще там, где вовсе нет рельсов. Ее навязанные ощущения в виде того самого замирания, как на качелях. Ее недобитые бабочки в животе, которые суть лишь сотрясение адреналином стенки кишок. Ее ускользание, когда, наконец, передохли те бабочки. И раздражающая злость и горечь, которые накрывают в одиночестве.