Вон она, чудачка!
Вон, вон она
в голубом беретике!
И чем я ей не угодил —
не понимаю.
Вокализ
Чего они так распелись
эти сосны?
О чем они поют
так долго и протяжно
над моей головой?
О чем они поют
так самозабвенно
весь день,
закрыв глаза
и в такт качая телами?
Скорее всего,
ни о чем.
Скорее всего,
это вокализ,
который специально для них
написал ветер.
Сказка о Золотой Рыбке
Берег.
Небо.
Море.
Старик закидывает невод.
Ему нужна золотая рыбка,
и больше ничего.
Берег.
Небо.
Море.
Старик вытаскивает невод.
В неводе две малюсенькие колюшки,
водоросли,
и больше ничего.
Берег.
Небо.
Море.
Старик опять закидывает невод.
Но это пустая трата времени,
и больше ничего.
Золотая рыбка не водится в этом море,
золотая рыбка не дура.
Берег.
Небо.
Море.
Старик опять вытаскивает невод.
В неводе золотая рыбка!
Откуда она взялась?
Это же чудо!
Нет,
это просто сказка,
и больше ничего.
Хатшепсут
Сердце взыграло,
Как бы имея вечность в запасе, —
Царица моя, подойди,
Не медли вдали от меня!
По Неве плывут баржи с песком.
На берегу лежат два сфинкса.
Подхожу к ним,
хлопаю в ладоши
и говорю: – Слушайте!
Крокодилы дремали на отмелях,
бегемоты резвились в тростниках,
а я строил для нее храм
у подножья скал.
Она была величава и прекрасна.
Ее узкое льняное платье
доходило до щиколоток —
такая уж тогда была мода.
Воины мечтали о войнах,
я ревновал ее к Нилу
и скрежетал зубами,
когда она каталась на лодке,
а она посылала корабли в страну Пунт
за миртовыми деревьями.
Тутмос бредил славой,
я ревновал ее к миртовым деревьям,
а она сажала их перед своим храмом,
и мир царствовал в мире.
– Недолго! – сказали сфинксы.
– Да, конечно, – сказал я, —
но и тогда,
когда рабыни натирали ее тело благовонным маслом,
а я стоял за колонной и смотрел,
и тогда,
когда она вышла к народу в простом черном парике
с ниткой синих фаянсовых бус на шее,
и тогда,
когда она стояла в храме, прижимая руки к груди,
и бритые головы жрецов поблескивали во мраке,
и тогда,
когда она с хохотом бегала