Харальд Рыжий отхлебнул из рога:
– Твой отец был убит. Возможно, ты поклянешься отомстить за него?
Я шагнул в сторону, держаться на ногах было трудно. Кто-то ухватил меня за руку, помогая удержать равновесие.
– Я не могу, – пробормотал я, опустив глаза. – Ведь я всего лишь раб.
– Боги помогут тебе найти выход. Нить твоей жизни спряли еще до твоего рождения, парень, а я считаю, что каждый добрый муж достоин мести.
Я схватился за голову. Перед глазами встала ужасная картина кишок, вываливающихся из живота отца. Подбородок задрожал, но я изо всех сил пытался сдержаться, нельзя позволить себе расплакаться на глазах у всех.
– Поклянись отомстить за своего отца, парень! – Теперь голос Харальда Рыжего стал суровым. – Он тебя видит, он слышит твои слова!
– Я… клянусь, – услышал я собственные слова будто со стороны.
– Хорошо. – Харальд поднял рог. – Выпьем же за это!
Все выпили. Я стоял, поднеся рог к губам, но не мог глотать. Пиво текло по подбородку, и я бы упал, если бы не жесткая рука, поддерживающая меня. Желудок перевернулся. Я уронил рог и услышал собственный стон.
– Похоже, парню надо проблеваться, – услышал я голос Свейна, и он поволок меня наружу.
Свейн вывел меня во двор. Я упал на четвереньки, меня вырвало. Обессиленный, я повалился в снег.
Я валялся на земле, вдыхая холодный воздух зимней ночи. Закрывая глаза, я видел перед собой образ отца и рыдал как ребенок. В доме начали горланить, мужчины и женщины завели песню. Слов я разобрать не мог, только возгласы «Один!» между куплетами. Теперь эти люди вызывали во мне лишь злость. Значит, я должен отомстить за отца? Если хёвдинг действительно желает этого, почему он не вернет мне свободу? Ведь я, обращенный в рабство, в любом случае не смогу ничего сделать. Мне хотелось ухватиться за ошейник и сорвать его с себя, мне хотелось орать от ярости, но я едва мог двинуть рукой, а крик перешел в рыдания. У жертвенного камня лежал труп коня в луже собственной крови. Вдруг я почувствовал к нему жалость. Что он сделал, чтобы заслужить такую судьбу? Но животные, как и рабы, живут, пока их хозяин им позволяет.
Я попытался подняться на ноги, но смог только встать на четвереньки, а потом снова упал на бок. Вдруг я увидел человека, сидящего на жертвенном камне. Труп лошади исчез, на белом снегу не было и пятнышка. Я пополз туда. Человек сидел, положив одну руку на колено. Другую он опустил на меч в ножнах. Рукоять блестела в лунном свете, будто сделанная из золота. Длинные темные волосы падали на плащ на спине. Казалось, будто он спит сидя. А может быть, он устал после долгого пути, ведь он сидел склонив голову и не двигался.
Я полз дальше. Мне хотелось спросить, кто он такой, но пиво, должно быть, связало мне язык, и я не смог вымолвить ни слова. Человек вздрогнул будто спросонья. Он поднял голову и взглянул на меня. То был Бьёрн. Он улыбнулся в короткую бородку. «Торстейн. Брат».
Наконец мне удалось встать на ноги, и я, пошатываясь,