– Пресс-конференция обещает быть сенсационной.
– Да… Вообще, в этом тройном совпадении годовщин есть что-то мистическое.
– Пожалуй…
Шевронский отключил устройство и откинулся в кресле. Он не страдал манией преследования, не боялся за́говоров. Но секреты Института требовали основательных мер предосторожности, поэтому академик не жалел средств на развитие системы охраны вообще и на подслушивающие устройства в частности. Именно неве́дение всех о том, как Институт и клиника Шевронского добиваются своих результатов, давало Олегу Константиновичу власть над людьми. И это неве́дение надо было сохранять во что бы то ни стало…
Телефонный звонок вывел директора из задумчивости.
– Олег Константинович, это Зубров.
– Слушаю.
– С какой такой стати я должен сегодня вести пресс-конференцию?
– Не знаю. Так мой зам решил. Отменять я ничего не буду. Ты уже давно официальный сотрудник Института, так что поприличней причешись и надень галстук. Рубашка, надеюсь, свежая?
– У меня нет галстука.
– Возьми у кого-нибудь. Скажи, что я распорядился. Но чтобы через 10 минут был в Президиуме, причесанный и в галстуке. Все.
Когда в назначенное время академик вошел в конференц-зал, то увидел, что вся огромная площадь помещения уже была полностью набита журналистами, а в Президиуме, несколько взъерошенный, сидел Зубров. «Конечно, не для него такая работа, – подумал Шевронский. – Что ж, придется инициативу брать на себя». Олег Константинович прошел на свое место и, не присаживаясь, обратился к залу с известной всем обаятельнейшей улыбкой:
– Господа!