Но Роан уже рассказывал дальше.
Ровно через два месяца после их встречи он подарил Сэмми золотое колье с изумрудами. Это массивное украшение напоминало египетские ожерелья Старой Земли, и тонкая шея Сэмми прямо-таки гнулась под ним. Первоначально колье покупалось для Джулианы, но она отвергла его, заклеймив как вульгарное: оно, мол, достойно скорее какого-нибудь нувориша, чем одного из ПИФ.
– Значит, это обноски твоей жены? – с кривой улыбочкой уточнила Сэмми.
– Да нет же, она его ни разу…
– Ладно, уймись, – зажала ему рот Сэмми. – Оно красивое, и раз уж я подобрала ее мужа…
Они были в горах, в его охотничьем домике, и любовались редким в этих краях снегопадом. Спальню освещал только огонь в камине, ветер за окном плакал, как женщина.
Сэмми переплела его пальцы со своими.
– Зачем ты вообще на ней женился – по расчету? Ты ее любил хоть когда-нибудь?
– Я стал заменой. Ее жених пропал вместе со всем кораблем – ни обломков, ни тел не нашли. По окончании траура ее отец связался с моим, хотя я, как финансист, не шел ни в какое сравнение с блестящим капитаном Корпуса.
– Он еще жив, твой отец?
Он рассказывал ей о своей семье, об их имении в Гренадинской системе. О сестрах, о младшем брате. О своих увлечениях, о любимых книгах и музыке. Порой она прерывала его вопросом, но больше слушала. Голова ее покоилась у него на плече, рука гладила его грудь. Дочь Ройеса – единственно хорошее, что было в их браке, сказал он.
Он открыл ей все: надежды, мечты, то, чего втайне желал и чего стыдился. Она слушала молча, и лишь камин, треща поленьями, подавал ему реплики.
После этого его влюбленность в Сэмми перешла в одержимость. Он рано уходил с работы и приходил домой на рассвете, если вообще приходил. Их беседы не прекращались: Сэмми, в отличие от Джулианы, непритворно интересовали и его экономические теории, и давние уроки фехтования.
Порой свиданиям мешала необходимость вывозить жену и дочь в свет. Их последняя ночь тоже началась с бала, открывавшего сезон.
Казалось, что стены и потолок огромного бального зала внезапно исчезли, уступив место созвездиям и туманностям. Эффект был поистине ужасающий: гости жались в середине, подальше от космических пустот, и танцевать было весьма затруднительно. Хозяйка дома леди Палани, судя по ее сжатым губам, пребывала в ярости, одна из ее дочерей заливалась слезами. Завтрашний день сулил красочные сплетни о провале их бала. Роан отдал пустую тарелку слуге-хайджину и взял у другого бокал шампанского. К нему подошел лорд Палани с еще более вытянутым, чем обычно, лицом.
– Впечатляет, – сказал ему Роан, кивнув на голографический космос.
– Как и цена всего этого. Сами настояли… никогда не угадаешь, что им взбредет в голову.
Роан, понимая, что это относится к супруге и пяти дочерям лорда, по аналогии вспомнил недавний разговор с Сэмми.
Три