Между тем Джон Галлет выпряг, при помощи Антонио, быков, которые с жадностью набросились на выделенный им корм. Повозка была поставлена в сарай, а потом мужчины отправились на веранду, куда дон Педро уже распорядился принести здоровую бутыль пива собственного приготовления. Галлет жадно глотал стакан за стаканом огненный напиток, вливавший новые силы в его утомленное тело.
– Так вы серьезно собираетесь в горы, Джон Галлет? – начал дон Педро, свертывая себе новую папиросу, – с женой и слабым ребенком? Вы думаете, девочка будет в состоянии выдержать подобную утомительную жизнь?
Американец сидел, потупившись и мрачно устремив вперед взгляд. На лбу его вздулись глубокие складки, а папироса потухла.
– Вы и представить себе не можете, что пришлось нам вынести за эти три месяца! – наконец заговорил он. – В прерии на нас постоянно нападали индейцы. Без атаки не проходило ни одной ночи. Некоторое время нас, правда, провожали правительственные войска, но это еще хуже: это такие сволочи! Они еще хуже индейцев, а разбойничают даже еще больше! Затем, на нашем пути, от зноя и жары, случился степной пожар, и мы едва избежали смерти в пламени, едва не умерли от жажды!.. Когда мы, наконец, преодолели эти опасности, перед нами встали бесконечные горы. Если раньше нас мучила жара – теперь мы изнемогали от морозов. Перейдя Сьерру, мы целыми днями должны были идти через снежные и ледяные поля. Наши съестные припасы были уже на исходе… быки едва не падали от утомления, объезжая по дороге трупы… это было ужасно! Ни за какое золото в мире я не согласился бы повторить это путешествие! Но теперь, – когда мы уже перенесли все эти муки, когда почти достигли уже нашей цели, – теперь отказаться от всех надежд… сеньор, согласитесь сами, ведь это жестоко, и даже невозможно! Да, наконец, если бы я и отказался от своего плана, – что я буду делать здесь, когда все мое состояние – это пара больных быков? Ведь я – нищий. Разве я не вправе требовать большего на все свои муки, которые не в силах передать словами?..
Дон Педро все сильнее и сильнее чувствовал жалость к этому человеку. Он видел, как в сердце чужеземца боролись жажда золота с любовью к ребенку.
– Джон Галлет! – сказал он: – я знаю, вы, американцы, придерживаетесь совсем иного образа мыслей, чем мы. Барыш, выгода – вот в чем вся ваша жизнь, мы же любим жизнь саму по себе! Посмотрите: в моем доме никогда не было ни кусочка золота. Все, что вы видите здесь, все это – плод нашей работы. Наше поле, наш скот кормят и одевают нас. Они же дают нам и ту незначительную сумму денег, которая нам может понадобиться для покупок. Я вполне счастлив в этой обстановке и потому никак не могу понять той алчности и жажды золота, которая обуяла теперь, как кажется, все человечество. Что-нибудь делает это золото стоящим таких усилий… и согласен признать это… я понимаю, что люди не напрасно пускаются из-за него в опасную дорогу… но я видел ангельскую головку вашей маленькой Дженни и должен сказать вам, что ни за какое золото в мире