«Надо же, еще и заступается!»– Ей вдруг захотелось обнять этого мальчика и;– всыпать дочери!
– Иди уже, адвокат. Не буду. Обещаю.
Проводив гостя Фаина вошла к дочери,– и что это было?
– Да пошел он!
– Он-то уйдет, а вот ты, останешься. Ты к этому готова?
– Мам, да он издевается! Говорю вот так делай! Показываю, раз, второй! А он,– Тамара, скорчив гримаску, движением рук и плеч изобразила, по ее мнению, неуклюжие движения Саньки,– как баран! У бандерлог вонючий!
– Ну неловкий парень, и что? Не всем…
– Это он неловкий!– Как ни странно, девушка кинулась в защиту,– он знаешь какой? Он на свиньях верхом катался!– Казалось, более веского аргумента в пользу ловкости парня, даже и искать не надо,– Неловкий!
– Ну уж, если на свиньях,– мать с трудом сдержала улыбку,– тогда…
– Они тут все, Маугли,– опять перебила дочь,– не то, что те Павлодарские!– Тамара мимикой изобразила брезгливое выражение в отношении мальчишек из прежней жизни,– и этот бандерлог, тоже.
– Похвально, что ты знаешь сказки, только почему все Маугли, а Саша, бандерлог?
– А он мой, как хочу так и называю!
– Вот что, собственница!– Женщина серьезно посмотрела на дочь,– он, прежде всего свой, и уж только потом,– твой! Он человек, личность, со своими достоинства и
недостатками, со своими привычками, желаниями и не желаниями, наконец. И, если ты не хочешь потерять его, советую не забывать об этом, никогда!– Вспомнились глаза парня,– он любит тебя, по настоящему любит! И не смей! Не нравится, расстанься! Но не смей! Не позволю!
Тамара невольно съежилась, так жестко, мама с ней, не говорила ни разу. Пересилив себя, чтоб не пожалеть дочь, женщина вышла из комнаты. «Пусть ей будет уроком!»-Успокаивая себя прошлась по залу, включила телевизор, мучительно
соображая, не перегнула ли? «Нет не перегнула! Отцовские гены полезли!»
Придя в себя от хлестких слов матери, Тамара попыталась вернуть себе чувство холодной злости, как когда-то, во время тренировок, за излишние, по ее мнению, придирки Марины Павловны, в добавок, обидеться на мать, но не получалось. Что-то гнетущее, неповоротливое, давило на нее, заглушая и гнев, и обиду. Вдруг всплыл затравленный взгляд парня, и как она, в какой-то мере наслаждаясь своей властью, и как ей казалось, праведным гневом, издевалась над ним. «Любящий, беззащитен пред любимым»,– откуда-то мелькнула строка.
«Боже мой!»– Неожиданно ей стало стыдно за себя, за свое поведение, браваду. Пытаясь хоть как-то приглушить навалившееся, заелозила по кровати, не помогло. Вскочив, прошлась по комнатке. Пожалуй, самое жгучее из всех страданий, это чувство вины. Она обидела. Кому как не ей, которую откровенно травили, унижали, понять, что она сотворила? Она обидела того, кто ей дорог, очень и очень дорог, своего любимого! Такого беззащитного! «О-е-е-й!»– И бегом к матери… Урок не прошел даром.
«Униженный и оскорбленный» отойдя несколько шагов от дома встал. «Надо же, шпагат, как с добрым утром! Ни разу не сказала, точно тихушница!