И Ганц пользовался от души. Не в своих интересах, нет. Всегда в интересах короны. Первым делом принявшись с помощью вирман и людей Лейса за дворцовую гвардию.
– Капитан, вы арестованы.
– Лэйр, вы арестованы.
Заговор надо было подавить в зародыше. И чем скорее, тем лучше.
Все делалось без шума и пыли. Оглушить, связать, вставить кляп – и в карету. Закрытую. А там довезут их вирмане до Стоунбага, ничего не случится. Написать письмо коменданту, пусть допросит подлецов как следует.
Написать письма нескольким своим… знакомым.
Королевские представители не то чтобы дружат между собой, но кому-то доверяют чуть больше, а кому-то чуть меньше. Вот тем, на кого он мог положиться, Ганц и слал весточки. Чтобы на местах либо арестовали таких-то, либо организовали их убийство.
Безжалостно? Он слишком много на себя берет?
Плевать на все!
Тут речь идет о язве, которую надо каленым железом выжигать. Как можно скорее, пока не прорвалась.
Летели птицы, мчались гонцы…
А Ганц тем временем отправился к Ивельенам.
Для любого заговора нужна голова. И если ее отсечь… нет, может быть и так, что найдется новая. А может и не быть.
В любом случае их надо взять и поместить в Стоунбаг. А уж потом разбираться…
Амалия и Питер сидели у открытого окна. Близняшки устроили матери безумную ночь. Обычно детей отсылали в другое крыло, но Питер не мог расстаться с младенцами. А у них то ли колики приключились, то ли еще что… орали вдохновенно. А по жаркой поре окна были открыты и слышимость идеальная. Питер, не вынеся детского крика, зашел к кормилице, потом к Амалии, да так у нее и остался.
Женщина смотрела в окно на звезды.
– О чем ты думаешь, родная?
Амалия словно не сразу его услышала. Но потом…
– О мести, Питер.
– Столько лет уже прошло…
– Сколько?! – Синие глаза сверкнули гневом. – Сколько? У меня отняли любимого мужа, у детей – отца, у тебя – друга… Разве можно тут говорить о давности?
Питер вздохнул.
– Нельзя.
Жену он любил. Но сильно подозревал, что она его не любит. Так, как Эдмона, – нет.
Тогда Амалия горела. Сейчас же ему достались одни угли. Больно?
Может быть. Но Питер подозревал, что, когда все будет кончено, она оживет. Станет такой, как прежде. И даже сможет полюбить его. Пусть не так сильно. Его любви на двоих хватит.
– Скоро все будет кончено. И я вздохну спокойно. Справедливость будет восстановлена.
Амалия сжимала в руках жемчужное ожерелье. Его подарок за детей.
– Что это? Факелы?
– Отряд?
Питер