«РБЖ» гипнотизирует. Сама красота природы смотрит на меня, бессмысленная, просто протекающая. «Это факт сам по себе», – как сказал бы Даня.
– Почему же ты раньше ничего не говорила, Полина?
– А ты бы слушать не стала, – огрызаюсь я. – Ты серьёзно не помнишь? Не помнишь, как я пыталась вывести тебя на этот разговор? – Она сидит без своей привычной напыщенности важной мамаши. – Каждый раз, когда я говорила: не хочу, зачем мне это, и тому подобное. Не помнишь?
И снова молчание.
До тошноты доводит это молчание… Сколько можно ничего не видеть вокруг себя, сколько придумывать несуществующих проблем и сколько действительных проблем не замечать?
– Знаешь, Полин… – снова начинает мама, – ты права. Что я буду собственную дочь под крылом всё время держать?.. Ты права, – она кивает головой так интенсивно, что мне послышался хруст. Остеохондроз.
– Но и ты меня пойми… Должно быть, я не умею изображать свою любовь. Делала это так, как получается.
– Мам, перестань, я всё понимаю, – пытаюсь прервать её я.
– Нет, послушай. В такой ситуации я останусь совсем одна, понимаешь?.. Полина… – Пока она это говорит сопли так и текли у неё из носа; слёзы она сдерживает. Она пытается незаметно вытереть их платком, а я сижу тихо-мирно, стараясь не возбуждать её сильнее. – Пообещай мне, пожалуйста, что будешь звонить, что будешь навещать. Знай, мой дом для тебя всегда открыт. Что бы ты в своей головке не придумала, что бы потом не сделала – всё в твоей воле. Всё равно не пойму, почему ты не говорила прямо…
– Мама… – Мама пытается меня обнять, но я оханиями и покрикиваниями даю ей знать, что пока не стоит.
Конечно, то, что она сказала, не изменило ничего: мои планы остаются точно такими же. Я уже давным-давно выросла из слюнявого возраста, когда за свои невыполненные хотелки обязательно нужно было дуться, обижаться и грустить. Нет, я не прощую маму просто потому, что я никогда не пеняла на этого человека всерьёз, однако соблазн был весьма и весьма велик. Всегда хочется, чтобы кто-то был виновен, чтобы с кого-то был спрос. Ведь спрашивать с самого себя иной раз тебе просто нечего. Так к чему же всё это, если не к лучшему? Наконец-то мы вышли на новую стадию отношений, ушли от можно-нельзя… Вот так во просто взяли и ушли. Нужно было сделать это ещё лет семь назад.
Ох, как я надеюсь, что мой уход пройдёт так же гладко! И так же сильно хочу, чтобы наш пакт просуществовал ещё долго. Как бы сказал Марк: уход от лона матери – великое дело. Почти такое же великое, как приход к лону жены. Но теперь я хотя бы знала, что моя мать – живой человек.
Как только она отодвигается и поднимается, мы продолжаем беседу. Говорит в основном мама, притом теперь делает это другим языком и толком: я слышу и вижу и чувства, и заинтересованность – в общем, передо мной