Фарук и революционная философия. Книга 1. Алена Чапаева

вина, отдал балалайку одному из рабочих, который тут же радостно заиграл простой мотив, и спросил то, что давно хотел:

      – А за что вы их так ненавидите, буржуев-то?

       Хриплый посмотрел на Велислава с недоверием.

      – Как еще иначе? Они ж у нас все забрали. Все, понимаешь? Мы на три копейки в день пашем на этого Литвина. У него вон дома, пароходы, бабы. Одних жен четыре только. А мы что? Краюху хлеба в неделю, черствую, видим. Детишки рахитом все болеют, пучеглазики как один. Литвин говорит, давайте их мне в работу, а кто отдал, тот малых своих больше не видел никогда. Придешь домой, а там баба твоя в слезах – где деньги! – продолжал мужичок, не слушая бормотание собеседника. – Да нас из дома выгоняет уже этот Литвин, потому что все дома в городе – его. Как так вышло – не знаю, строили город мы, а дома – его. Жрать она тоже хочет, баба-то моя, вон восьмого носит, сердечная. Свои юбки потом на пеленки переводит. А где я ей новые куплю? А? В подвале сыром живем, крысы там с собаку величиной. Жена из тех крыс бывает что и похлебку наварит, если еще лук найдет. Иначе больно оно воняет, крысиное мясо-то. А больше и жрать нечего. Разве в лес по грибы и ягоды. А тут новая напасть – оказывается, в лес тоже не ходи. Теперь запрет на лес стоит, поставил наш царь охрану, якобы, от иноземных лазутчиков. Шоб его разорвало ирода. Так та охрана баб что за грибами идут насильничать пытается. А если старуха или дед – отбирают добычу всю, под чистую. Хотят нас сгноить заживо. Ты крысятину ел?

       Велислав подавленно помотал головой, сдерживая рвотные позывы.

      – Приходи, угощу. Дети мои только ее и видят, даже думают, что богатеи и те только жирных крыс и едят.

      – А что, все так живут? – недоверчиво спросил царь.

       Хриплый засмеялся – горько, безрадостно. Он расстегнул заплатанную рубаху и показал впавший живот, за которым просматривался позвоночник. На груди у него виднелась татуировка с номером Она была покорежена ожогом.

      – Во, видал? Кислотой жег, бежать хотел. Добежал до тундры почти, к чукчам хотел проситься. Там меня поймали солдаты царские и отправили лес валить на шесть лет. Я там ногу потерял, когда на меня сосна упала.

       Хриплый снял тяжелый башмак и показал уродливую культю на полстопы.

      – А сейчас я из-за увечья только две копейки в день получаю. Вместо трех. И как жить? Бежать нельзя, вернут обратно. Полез бы в петлю, да бабу жалко свою, как она одна семерых-то прокормит. Получается, всем нам в общую могилу положено лечь и лежать, пока не сгинем. А ты говоришь. Все вы музыканты того, – он у виска покрутил пальцем. – Небось насмотрелся как буржуи живут, и таращишься на простых работяг теперь.