– Опять чертовню несешь? – выдавил из себя Ларс.
– …Беда придет.
– Сама ты беда ходячая! Ты в Бога веришь? Или в Мамону? Не слышишь?! – Ларс запирал двери и уже обращался к жене: –Марта! Выпроводи ее.
Но бабка продолжала монотонно бубнить:
…-Нужно обойти кладбище вдоль и поперек (крестом), время от времени говоря: «Вы внизу, я вверху, вы прах и земля, на мне терлич – корона моя. Слово мое крепко, дело мое цепко. Ключ, замок, язык. Аминь. Аминь. Аминь.
Около глухой останавливались люди – знали – не слышит, но спрашивали:
– Ты где слов таких набралась? Старая бестия!
Бабка отвечала:
– Покойница научила. Но не Агнесса – Агнесса не покойница. Запомнила я заговор, слово в слово. Агнесса так не говорила. Не говорила. Все переворачивала наизнанку и крест переворачивала. Не Богу она молилась.
– А кому? Кому? Кому? – вопрошали запуганные люди.
И бабка будто слышала или по губам распознавала вопрос:
– Не назову имя того короля. Не пришло имя. В гримуарах оно вписано.
– Откуда ты можешь знать?
Ларс, увидев толпу, снова вышел за ворота.
А глухая Эмилия все вещала:
– Нельзя на кладбище к другому обращаться. Нельзя завязывать цикуту. Ядовитая трава завязывается с заклинанием кусточками у самого кладбища. На вред, на порчу. Ходит за домом твоим… ходит уже кто-то.
Ларс оглянулся назад:
– Замолчи ты, каркаешь. Никого там нет.
– Хо-дит, хо-дит, тот, кто ночью принял исповедь ведьмы… Смотри…
– Да что ты несешь! – завизжал на всю улицу Ларс. – Не буду я никуда смотреть!
Люди, перекрестившись, начали расходиться. Видно, правда, Эмилия из ума выжила. Ларс будто громом пораженный, стоял, боясь шелохнуться и вздохнуть. Бабка еще верещала о ведьме, непонятными словами, да так, как может рассказывать лишь свидетель немой сцены прошедшей ночью.
«Как она может знать? – думал Ларс, – Кто еще там был, кроме меня?»
– Ты когда у ведьмы была в последний раз? – решился он спросить Эмилию.
Но соседка все шептала уставившись в одну точку, не замечая никого вокруг себя.
«Сегодня, под утро, я видел ее живой. Со священником они разговор вели. Может он ее исповедовал? А не ровен час, может он ее и лишил жизни-то…»
Ларс перекрестился – неспокойно было на его душе. Растерянно бормотал какие-то несвязные фразы, не слушая этой спятившей из ума бабки. Еще он проследит, как та медленно удалится за ворота, но не зайдет в свой дом. Он выбежит следом, и будет следить, пока перекособоченная бабка не дойдет до края улицы, и не скроется за углом последнего строения. Ларс вернется, и обнаружит, что Эмилия сидит на лавке в их саду – он не поленится и снова выйдет из своих ворот…