Ларс достал курительную трубку, подсыпал табаку, тщательно утрамбовал его и запалил. После пары затяжек из трубки повалил дым. Полегчало. Ларс одобрительно покряхтел, покашлял и стал попыхивать. Как не любить трубку? Вон как на душе отлегло. Одна радость на старости лет – потешиться горьким пряным табачком, а там, будь что будет. Даже рубаха сразу просохла. И его уже не волновало, откуда взялась тощая собака, что затрусила мелким шагом в направлении дома старухи, хотя Ларс находился в трех шагах от звериной тропы.
Вдоволь накурившись, он привалился на локоть, и собака снова пробежала тем же путем.
– Куда ж ты бежишь? А?! Еще черти тут не проходили, да стадо свиней не прогоняли…, – он пошел вслед за собакой, вслух разговаривая сам с бой, это придавало спокойствия и уверенности: –Вот скажи, Ларс, куда тебя понесло? А нечего здесь лазить. Люди не зря обходят этот край стороной. Нечисть – она и есть нечисть. Обведет вокруг пальца и кукиш покажет… Зря люди не скажут.
Ларс перекрестился, пробормотал «Отче наш», а потом и дальше молился без умолку.
– А-а! У старухи огонь зажегся. Собака стало быть добежала… А может чудится мне, дураку? – и он продолжил путь, ведомый своим любопытством.
Вот он ловко подкрался к окнам – под сапогами громко захрустели вьюны – шаг осторожнее – но растения, наполненные летними соками, хрустнули еще громче.
– Ползучие корни, – прошипел Ларс на заросли и раздвинул крупные, ярко-фиолетовые цветки клематиса.
Шум за окном не вызвал беспокойства в доме. В свечном багрянце, вдоль стены, что была напротив окон, за длинным дубовым столом, занимавшим половину комнаты, в черном хитоне восседала старуха, а напротив ее – высокий человек со строгими чертами лица, в котором Ларс не сразу признал приходского священника – отца Марка. В черных монашеских одеяниях, они замерли, как восковые куклы бродячей труппы, где лица, раскрашиваются толстым слоем краски – привлекая внимание своей чудаковатостью. Чему посвящено ночное бдение за столом – Ларсу было невдомек. Ночные заседатели будто спали, сидя, с открытыми глазами.
Убранство комнаты, за исключением зеркала, стоящего как алтарь, в центре, и комода из красного дерева в углу, напоминало монашескую келью. Зеркало, вытянутое до потолка, обрамленное тяжелым, чернеющим орнаментом, отражало огоньки свечей и напоминало сверкающий столб, какие на праздник заставляют свечами на Ратушной площади. На комоде, за объемной шкатулкой, выстроились статуэтки и флакончики.
Ларс вновь окинул взглядом сидящих за столом священника и старуху, будто они тоже, как те миниатюрные статуэтки, выпрыгнули из шкатулки. Их лица выглядели устрашающе. Вот священник сделал скупой жест, едва пошевелив кистью руки, пламя свечей пошатнулось