Пахнет сосновой смолой, свежей наволочкой и Никитой. Самый любимый запах. Мое лекарство, мой эфир. Вдыхаю его, и тревожные мысли отступают. Чувствую лишь спокойное безграничное счастье.
Мой Волк лежит на боку, закинув на меня ногу, и сонно посапывает. Я смотрю на него и улыбаюсь: внутри меня все плавится от переполняющей нежности.
Легонько провожу костяшками пальцев по контуру его лица. Никита улыбается во сне и старается крепче прижаться к моей руке. Это простое движение сметает все сомнения, будить его или нет. Я склоняюсь и медленно провожу кончиком языка по его губам…
Мгновение – и мы уже поменялись местами!
Теперь я лежу на спине, а Никита нависает сверху, сцепив мои запястья над головой.
– Попалась… – хищно прищурив глаза, произносит он еще хриплым после сна голосом.
Я улыбаюсь, и не думая сопротивляться. Тогда Никита приспускает майку с моего плеча (сделать это несложно, потому что на самом деле это его майка) и легонько кусает за ключицу. Я перерываю Никиту только для того, чтобы притянуть его к себе. Сегодня это наш первый утренний поцелуй – такой тягучий, ленивый, неторопливый…
Пиканье будильника вырывает меня из дома на берегу Сибирской реки – и швыряет в кровать тесной темной комнаты. Морщусь. Возвращение всегда болезненно, но я переживала его столько раз, что почти смирилась.
Иногда мне кажется, этот придуманный мир, в котором нам с Никитой удалось сбежать от Охотников, существует на самом деле – настолько настоящие, яркие эмоции я испытываю во сне. Без этих ускользаний моя жизнь превратилась бы в болото.
Не сразу выключаю будильник. Привыкаю к реальности.
Сквозь темноту постепенно проступают очертания старого шкафа, письменного стола, полки с книгами. Сквозь тишину – гудение холодильника на кухне, тиканье настенных часов. Рычит проезжающая мимо дома машина. Всполохи фар в зеркале на мгновение освещают комнату.
Все, я здесь. В деревянном доме на окраине города.
Включаю музыку – тихо, чтобы не разбудить отца – и, натянув толстовку, отправляюсь на кухню. Завариваю большую кружку чая, сажусь за комп. У меня двадцать пять минут, чтобы написать письмо Никите, отослать его на созданный мною же ящик – и стереть из своего. Не хочу врать отцу, но есть тайны, которые не открывают.
Воспоминания, ускользания и письма – вот и все ниточки между мной и Никитой. Но этого достаточно, чтобы ждать – столько, сколько потребуется.
Теперь моя жизнь подчинена жесткому распорядку: чем больше правил, тем меньше мыслей. Отправив письмо, я собираюсь на пробежку. Через полчаса вернусь и позавтракаю вместе с отцом. Потом он подвезет меня до города. Оттуда поедет на работу – на склад крупной оптовой компании, а я доберусь до универа на автобусе.
Лекции. Практические. Столовая. Библиотека. Прогулка до места встречи с отцом. Ужин. Кино. Сон. Звонок будильника. Чай. Письмо. Пробежка. Завтрак…
Бегу по замерзшей обочине. Тонкая корочка льда, незаметная в сумерках, хрустит под ногами. Легкий ветер, теплеющий к полудню, морозно гладит по щекам. В наушниках звучит Alan Walker «Sing me to sleep». Постепенно ритм песни становится и моим ритмом. Я дышу полной грудью, собираю себя по кусочкам – становлюсь цельной. Жизнь не так и плоха, когда есть, кого ждать.
Пробежка расписана по секундам. Через пару десятков метров перепрыгиваю через яму на перекрестке. Салютую ржавому остову автомобиля, стареющему во дворе заброшенного дома. Пересекаю дорогу – с той стороны обочина лучше. Подбегая к последнему дому на моей улице, нащупываю в кармане котлету, завернутую в целлофан.
Угощение грязно-белой дворняги возле зеленого забора с отломанной доской – обязательный пункт утреннего ритуала. Каждый день Поппер встречает меня звонким лаем, учуяв за несколько дворов. Но сегодня я добегаю до забора, а дворняги все еще нет.
Сбиваюсь на шаг. Останавливаюсь. Снимаю наушники.
– Поппер… – зову я, вглядываясь в темноту сквозь дыру в заборе, – и слышу тихое поскуливание из будки.
Мне кажется, ему страшно. А может, он болен.
– На, бери! – бросаю котлету. Поппер даже носа не показывает.
Машинально касаюсь ладонью нагрудного кармана – там лежит газовый баллончик. Оглядываюсь. Сквозь легкие сумерки проступает далекий лес, полоски талого снега на поле, рытвины на дороге. Ни одного человека. Но ощущение такое, что за мной следят.
– Ладно, Поппер, выздоравливай. Я пошла.
Пробегаю еще пару метров. Разворачиваюсь. И вне всякого распорядка, уже пешком, возвращаюсь домой.
…А если за мной следит не человек? В ответ на эту мысль, кажется, напрягается каждая мышца. Никита не стал бы прятаться. Но если не он, то кто? Кому из Волков я понадобилась снова? Сейчас, когда Невидимая война закончилась?
Нет, глупости.
Просто пес не выбежал меня встречать. Брешь в распорядке – и коленки уже подкашиваются.