Так, выступая за то, что «местом наказания является только место совершения преступления», Ч. Беккариа с возмущением писал: «Некоторые высказывали мнение, что преступление, т. е. действие, противное законам, где бы оно ни было совершено, должно быть наказуемо. Как будто бы состояние подданства неизменно, т. е. равносильно и даже хуже состояния рабства. Как будто бы можно оставаться подданным одного государства, живя в другом, и одновременно подчиняться двум суверенам, двум законам, часто противоречащим друг другу».[360] Как тут не вспомнить Евангелие от Луки: «Никакой слуга не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть» [Мф. 6,24].
Но законы человеческие отличаются от законов божьих. Сложность положения иностранца в том и заключается, что он одновременно находится под двумя юрисдикциями: территориальной, т. е. юрисдикцией государства пребывания, и национальной, т. е. юрисдикцией отечественного государства (как гражданин этого государства). В том случае, если законы государства пребывания и отечественного государства противоречат друг другу, неизбежно возникают вопросы: а) как быть в случаях, если деяние, наказуемое в государстве гражданства виновного, ненаказуемо в государстве места его совершения; б) какой из юрисдикций отдать предпочтение в отношении деяний, преступность которых предусмотрена по законодательству обоих государств; в) каким законом руководствоваться в тех ситуациях, когда санкции за данное преступление в стране, где оно совершено, и в стране, где рассматривается дело, различны; г) имеет ли право суд одного из государств вновь рассмотреть дело после вынесения приговора судом другого, а иногда и после отбытия наказания, и т. д.?
При том, что каждое государство автономно устанавливает пределы юрисдикции в отношении преступлений, совершенных его гражданами за рубежом, включенность подобных лиц в социальные отношения своей страны (удостоверяемая применительно к индивидам гражданством или подданством) и вовлеченность их в иностранную систему общественных отношений (вызываемая нахождением в пределах другой страны), порождающие соприкосновение данных отношений, рано или поздно ставят каждую из стран перед необходимостью отражения этого факта в своей правосистеме.
Тотальное игнорирование существования правосистем других стран характерно для ранних этапов развития цивилизации, например, в Древнем Риме подключение иностранных норм к механизму правового регулирования влекло бы признание свободными тех, кто для римской экономики был всего лишь потенциальным рабом. Лишь начиная с XVII в. появляются теории, обосновывающие обязанность признания иностранных правовых систем международной вежливостью, международной моралью, а в середине XIX в. – международным правом.
Монополизация