– И никто не узнал, чей был тот невидимый голос?
– Никто не узнал. Но ты узнаешь. Это был мой голос.
– Ваш?! Значит, вы тогда уже жили? Ах, да…
– Я жил уже намного раньше, но об этом поговорим в другой раз.
– И вы умеете делаться невидимкой! Как тогда со мной, на скамейке?
– Этому можно научиться, только тренироваться нужно долго. Но я-то живу достаточно, чтобы выучить фокусы и похитрее.
– А зачем вам нужно было кричать про главного начальника?
– Это было нужно не мне: я выполнял предначертание. Я должен был сделать так, чтобы ваш город был отрезан от всего мира. И я придумал, как это сделать.
– Но кому это было нужно? И зачем? – допытывался Эми.
– Опять сразу два вопроса: кому и зачем? Ладно, давай вторую конфету, я прощаю. Если бы ты мог понять, кому это было нужно – ты бы не спрашивал, зачем. Однако ж разговор это – опасный, даже если мы будем говорить шепотом.
– Кто нас услышит?
– Он.
– Кто, он?
– Тот, кому все это было нужно.
– Он – здесь?
– Он – очень далеко. Но у него хороший слух – тем более, если говорят о нем.
– Как можно слышать, если кто-то шепчет очень далеко?
– Он слышит не ушами.
– Чем же тогда?
– Он слышит сердцем. Оно у него огненное, и сам он – огонь. И это – такой огонь, которому неважно, далеко ты или близко: он слышит твои мысли. Он может из страшного далека нагревать золотистые жемчужины, и они теплеют, – тут Продавец Песка хитро сощурился, но тут же расхохотался, увидев, как Эми косится на жемчужину, что покоилась на белой скатерти. Выхлебав еще кружку воды, хозяин вагончика продолжал:
– А знаешь, давай-ка лучше я расскажу тебе, зачем все это было нужно. Так проще. А нужно это было за тем, чтобы никто не помешал предначертанию.
– Какому предначертанию? Что это значит?
– Тайга умрет, и все засыплется песком. Таково предначертание. И это уже началось: левый берег Реки уж тридцать лет, как стал песчаной пустыней.
– Но для чего?!
– Это – просто. Если б ты был, допустим господином пустыни, ты бы тоже захотел, чтобы пустыня была как можно больше.
– Я не уверен…
– Нет-нет, не думай даже спорить. Уж если владеешь чем-то, или властвуешь над чем-то, то непременно захочешь, чтобы власть твоя была