Потом он заметил бабушку – ну, вернее, аккуратную пожилую женщину, которая, может быть, особенно и не напрашивалась, чтобы ей уступили. Он сразу вскочил и любезно указал рукой на освободившееся место. Пожилая женщина села, холодно кивнув.
Протиснувшись сквозь людей, юноша выскочил на следующей станции и с досадой развёл руками: ему надо было проехать ещё два перегона.
– Невоспитанный молодой человек, – сказала Валентина Петровна. – Даже не извинился.
Та милая девушка кивнула.
Валентина Петровна доехала до своей станции и пошла наконец домой.
А у крыльца её дома сидели три вещуньи: Валентина Александровна Евгеньева, Евгения Валентиновна Александрова да Александра Евгеньевна Валентинова. И рассуждали о том о сём да кто о чём.
Все трое родились перед войной (какой-какой? да перед любой!) и все трое знали, что жизнь полна опасностей и невзгод. В сущности, им довелось убедиться, что высшая цель и в то же время рутина нашего бренного сосуществования – избегать бытовых кручин. Сиречь переходить дорогу на зелёный свет, мыть руки перед едой да мазать зимою ноздри чесночным раствором во избежание вирусных инфекций.
Мастерицы долгих разговоров, на голове носительницы платков, время от времени вещуньи берутся за предсказания. И уж тогда держись.
– Быть беде, – прорицает одна.
– Всё как-нибудь образуется, – отвечает другая.
– Будь что будет, – итожит третья.
И все трое совершенно правы. Недаром твердила их покойная товарка Софья Власьевна, что была старше и умудрённей гораздо, что на всё-то управа найдётся («Всякому раю – своя райуправа», – говаривала она бывалоча), всему-то в этом мире есть свой равновес, всё-то мудро с незапамятности устроено. И на старуху бывает проруха, к бабке не ходи. Всяк сверчок, знай свой шесток, а придёт срок – и оттуда сдует ветерок. Как говаривал ссыльный муженёк (тот ещё фраерок) Софьи Власьевны, придёт серый мусорок и посадит в воронок.
А тут как раз Валентина Петровна мимо шла, дай Бог ей здоровья.
– Здравствуйте! – Валентина Петровна развернула перед вещуньями свою безграничную приветливость.
– Здрассте… – прошипели сказительницы ей вослед.
Не любили они Валентину Петровну и смотрели на неё с презрением и надменностью. А то она как неродная: гулять не ходит, цветов не сажает, да и обсудить с ней как-то нечего. Скучную, видать, жизнь прожила. И к их волшебной касте уж явно не принадлежала.
– Чё за ботва? – воскликнул Шурик в надежде разрядить атмосферу.
– Ччччч! – зашипели