– Вот как. – Развернувшись вполоборота, правитель сделал знак подойти. – Какая занимательная история.
Кристофер вздрогнул от неожиданности и, церемонно поклонившись, встал, куда было указано. Аристократу стало не по себе: со стороны могло показаться, будто он сам выдумал эту несуразицу, а не передал сбивчивые речи насмерть перепуганного престолонаследника.
– А как, скажи мне, Эдмунд сумел заметить, что брат взял не свой перстень, если сам не в состоянии даже отличить подделку от оригинала? – Губы лорда Эдварда кривила презрительная усмешка.
– Он определил по футлярам, милорд.
– Неужели? – Усмешка стала почти зловещей. – А какого черта он вообще делал в хранилище? И для чего полез в футляры? Вопросов много, слишком много. Но даже того, в чем он уже признался, с лихвой хватит на обвинение в измене правящему дому. Остальные обстоятельства дела пусть выясняют специалисты особой службы. Винсент лично займется им.
На месте Эдмунда Кристофер не обрадовался бы такому повороту: глава особой службы Ледума снискал поистине ужасающую славу. Этот внешне непримечательный, худощавый, убийственно-спокойный человек, как и все руководители военизированных подразделений, не был магом, но мог выпотрошить мозг любому – и извлечь оттуда нужную информацию. Причем состояние этого самого мозга волновало Винсента в последнюю очередь, особенно если использовать допрашиваемого дальше не было необходимости. Нервные срывы, страхи, истерические припадки и настойчивые попытки свести счеты с жизнью были обычным явлением, хотя к подозреваемым никогда не применяли методы физического воздействия.
Важным плюсом в работе Винсента было то, что он не выбивал псевдопризнательные показания пытками, а заставлял людей говорить чистую правду без утайки, как на исповеди духовнику, и почти так же страстно. Допросы могли длиться пятнадцать минут каждый день, а могли продолжаться без перерыва часами – к каждому он находил индивидуальный подход.
– Прикажете распорядиться о взятии под стражу и полноценном допросе в Рициануме?
Лорд Эдвард повременил с ответом, пристально вглядываясь в грани искусственного турмалина. Те были безукоризненны – и пусты.
– Нет, – сказал он наконец. – Пока только домашний арест. Полностью ограничить в общении, пище, воде. Подождем самое большее пару-тройку