Любезно пропуская встречных прохожих, Генри едва поспевал за Луиситой.
– Эй, – кричал он ей в спину, пытаясь на ходу застегнуть жилет. – Магазин через дорогу!
– Есть одно дельце, – сквозь зло сжатые зубы отвечала девушка, не оборачиваясь и ускоряя шаг.
– У нас сейчас одно дело – быстрее выехать вслед за Хэлфордом.
– Моё дело не займёт много времени. Жди меня в магазине.
Луисита торопливо взбежала на скрипучую дощатую террасу какого-то дома, хлопнула дверью. Зажав под мышкой сюртук, Генри застегнул до последней пуговицы жилет, рывком оправил его и, не решившись оставаться на виду, робко вошёл вслед за девушкой в помещение, которое с первого взгляда не давало усомниться в том, что это мастерская художника.
У трёхногого мольберта стоял худощавый мужчина с лысым черепом и длинными густыми бакенбардами. Зажав в одной руке угольную палочку для рисования, а другой держась за край мольберта, он растерянным взглядом смотрел на стоящую напротив него Луиситу.
Воинственно уткнув кулак в бок, девушка вытянула перед собой сорванный со стены плакат.
– Ты рисовал? – в голосе Луиситы звучало не шуточное раздражение.
– Я ничего не имею против вас, сеньорита, – испуганно хлопал глазами художник и в подтверждение своих слов отрицательным жестом покачивал зажатым в пальцах угольком. – Клянусь, ничего… Но вы поймите… Я не могу отказать шерифу…
– Заткнись! – прервала его девушка, яростно встряхнув листовку. – Смотри сюда! У меня такие глаза? Смотри внимательно! – Оторвав от бока руку, она сердитым движением сбила шляпу за спину, вскинула голову, призывая поглядеть на неё внимательнее, но не дав и секунды полюбоваться собою, тут же ухватила испуганного художника за ворот рубашки, рывком притянула к себе. – У меня такие маленькие глазки?
Едва не опрокинув мольберт, художник подался вперёд, испуганно замямлил:
– У вас прекрасные глаза, сеньорита.
– Что же ты рисуешь, койот облезлый?
– Но… на… – заикался бедняга. – На рисунке тоже прекрасные глаза.
– Это ты называешь прекрасными глазами? – Луисита в ярости плюнула на тыльную сторону плаката, шлепком ладони приклеила его на лоб художнику. – Ещё раз так нарисуешь, пожалеешь, что на свет родился. Клянусь Святой Девой Гваделупской!
– Понял, сеньорита, – промямлил бедняга, боясь пошевелиться.
Он так и стоял с закрытым плакатом лицом, пока вслед за Генри и Луиситой не закрылась дверь.
Генри был так обескуражен цепочкой неожиданных событий, каждое из которых ставило его в тупик своей абсурдностью, что ему не оставалось ничего другого как просто догонять девушку и держаться за её юбку, в переносном смысле, разумеется. Его мужское достоинство было ущемлено, но ситуация оказалась настолько необычной, что он не знал, как поступить.
– Что