Пока Маунд говорил, Хорнблауэру вспомнилось затруднение, о котором он поначалу не подумал.
– А как вы будете держать курс? «Гарви» станет неуправляем.
– Поставлю дополнительную планку на задней кромке руля, сэр, – тут же ответил Маунд. – Если сделать ее достаточно большой, она повернет что угодно.
– «Дайте мне рычаг, и я переверну землю», – процитировал Хорнблауэр.
– В точности так, сэр. А в лихтерах выпилю отверстия для весел. Ветром сносить будет не больше, чем плот. Если прикажете, сэр, могу приступить немедленно.
Маунд говорил с жаром десятилетнего мальчишки, от его напускного спокойствия не осталось и следа.
– Я отправлю записку губернатору, – сказал Хорнблауэр. – Попрошу четыре лихтера. Даже шесть, на всякий случай. Даю вам час на составление планов. Можете брать матросов и материалы с «Несравненной» и шлюпов.
– Есть, сэр.
Надо было спешить, потому что в тот же вечер залив огласили выстрелы – не угрожающее рычание полевой артиллерии, которое они слышали раньше, но низкий рев осадных пушек: неприятель на пробу открыл огонь из установленных в траншее тяжелых орудий. На следующее утро, как раз когда Хорнблауэр вышел на шканцы, с берега донесся как будто раскат грома: первый неприятельский залп. Его эхо еще не стихло, как грянул другой, менее стройный, за ним третий, еще более разноголосый, и наконец воздух наполнился беспрестанным грохотом, от которого ухо тщетно ждало передышки. Впередсмотрящий с мачты докладывал, что от вражеской батареи по ветру плывет длинный шлейф дыма.
– Спустите мой катер, – приказал Хорнблауэр.
К «Несравненной» уже были пришвартованы чуть ли не все шлюпки эскадры, нагруженные припасами с кечей. В искристом свете зари катер запрыгал по волнам туда, где стояли на якоре кечи, каждый с двумя лихтерами по бокам. Дункан, капитан «Мотылька», обходил три сцепленных судна на ялике. Поравнявшись с катером, он откозырял Хорнблауэру:
– Доброе утро, сэр, – и тут же, возвращаясь к делу, поднял рупор. – Чересчур высоко нос! Подберите носовой канат еще на пал!
Хорнблауэр велел подвести катер к «Гарви» и, не беспокоя офицеров и команду официальными приветствиями, вспрыгнул на лихтер – практически шагнул, поскольку судно было тяжело нагружено балластом. Маунд стоял на крохотных шканцах, ногой проверяя натяжение каната, обмотанного вокруг кеча и лихтеров, по два витка на каждом, на носу и на корме. Канат пришлось позаимствовать на «Несравненной».
– Левая, продолжай! – заорал он.
На каждом лихтере стояли матросы с лопатами, по большей части сколоченными на скорую руку из чего попалось. Как только Маунд отдал приказ, с левого лихтера начали выбрасывать песок за борт. Пыльные облака поплыли к корме. Маунд вновь проверил натяжение каната.
– Правая, продолжай! – крикнул он, затем, увидев подходящего коммодора, отсалютовал.
– Доброе утро, мистер Маунд, – сказал