Вставши, напились с парнем чаю и занялись он – уроком, я – чтением истории Русской Церкви. Вскоре приехал батюшка о. Феофан и поразил меня следующею новостию: Владыка получил уже и обо мне указ, такой же, какой некогда об о. Феофане, с тем только различием, что меня не вызовут в Петербург. Сразу и неприятность! Но это еще ничто. Владыка чрезвычайно сердит теперь на обоих нас и вместе с батюшкою о. Парфением бранят нас всячески. Долго вчера объявлял о. Феофан Владыке дела наши и кое-как развел гнев его. Чего он бежит, – говорил старец обо мне, – он обиделся, что я не сделал его инспектором, но какже мне было обойти Даниила? Ведь это нельзя! Я его хотел рекомендовать в ректора куда-нибудь в семинарию. Уж в ректора академии я его не мог прочить. Я не отнимаю у него достоинств, но…» и т. далее. Спасибо за это, старцу Божию, но… После обеда прибыл Данило{127} и привез батюшке письмо из Питера, коим извещалось, что в Риме есть уже диакон с полным клиром и певчими, и что следовательно остается батюшке только, не заботясь ни о чем, собираться в дорогу и ехать. Отправив Петра с Данилою, я остался ночевать и нескоро заснул, тревожимый миллионом мыслей.
Понедельник, 5 июня
В 5 часов уже шумел самовар. В 6-ть мы с батюшкой и дедом пошли по направлению к Киеву. В Голосиевском лесу{128} расстались, и я полетел, сколько позволяло бескрылие, восвояси. Зашел по дороге к авве михайловскому и известил его о своем деле. В 9-ть часов был уже дома и еще раз засел к самовару о. Иоанникия. Потом писал в Петербург к Димитрию Васильевичу Поленову{129}, причем препроводил и рекомендательную обо мне к нему цидулку добрейшего Феодора Васильевича{130}. Вечером немножко проехались с о. Нектарием и заехали купаться. Встретили шестиконного архимандрита{131} на крыльце, сидящим с Иваном Андреевичем{132} и утешающим сего последнего