– И даже навязывает свое видение мира, – все с той же вселенской усталостью в голосе подхватил Вернер фон Браун. – Как, впрочем, и свою волю.
– Значит, вы верите во все это?
– Вот что вас интересует в первую очередь? – отлегло от сердца конструктора. – Я бы выразился точнее: меня, всех нас, конструкторов, создателей ракет просто-таки вынуждают верить в нашу странную связь и нашу зависимость от космоса.
– Вынуждают?
– Не гестапо, естественно. Высшие Силы. Мы показались бы слишком безразличными ко Вселенной, если бы не стремились познать ее.
– Но желают ли эти силы нашего визита в космос? Что, если в их планы не входит принимать каких-либо гостей с Земли?
Фон Браун запрокинул голову и, прикрыв глаза, несколько минут тягостно молчал, словно молился или испрашивал у Высших Сил совета: отвечать ему на этот вопрос шефа диверсантов или не стоит? И если отвечать, то в каком духе?
– Будь у них такое желание, нам не пришлось бы изобретать то космическое колесо, которое они давно изобрели. Взяли да подарили бы нам свои идеи и свою технологию. Как видите, облагодетельствовать нас таким снисхождением они не спешат.
– У них могут быть веские причины.
– Можете не сомневаться, веские.
Скорцени закурил – он курил крайне редко и лишь тогда, когда нужно было сосредоточиться, – и какое-то время молча рассматривал бумаги на столе главного конструктора.
– Ясно, что их должна настораживать агрессивность землян, наша склонность к войнам. Вопрос в том, владеете ли вы такой информацией или же основываетесь только на предположениях.
– Пока лишь на предположениях. Но при этом задумываемся: а что есть наши предположения? Кем они навеяны? Кстати, господин штурмбаннфюрер, лично вы не согласились бы стать первым германским астронавтом? Как-никак «первый диверсант рейха», человек без страха… Все остальное доскажет Геббельс и его неувядаемая «Фелькишер беобахтер». Но совершенно ясно, что и в этом случае ваше имя произвело бы впечатление. Вас не удивляет мое предложение?
– Следует ли начинать знакомство с Учителями Вселенной с засылки к ним диверсанта? Там могут не так истолковать мое прибытие, – улыбнулся Скорцени. – Но если окажется, что более достойной кандидатуры вам все же не подыскать… Обсудим, дьявол меня расстреляй.
В последние дни этот разговор с генеральным фаустником рейха вспоминался Скорцени все чаще и чаще. Война подходила к завершению, а завершиться она могла лишь поражением Германии. Но поражение – тот исход, который для него, Скорцени, воспринимался как безысходность. Так, может быть, размышлял он, лучший способ пережить поражение в этом мире – отречься от него, найдя свою гибель где-нибудь во Вселенной, выполняя последнюю волю, последнее задание фюрера?
В небольшой книжице, которую в бюро Брауна ему вручили за час до встречи с шефом, говорилось, что должны пройти годы, возможно