Я развернулась к сестре всего на мгновение, отводя взгляд от окна. Она впопыхах искала кувшин, переворачивая вверх дном половину кухни, со свойственным ей хмурым и сосредоточенным взглядом. Этот грозный взгляд я называла характерной чертой нашей семьи. Он достался нам от матери, а ей от нашей бабки, не обойдя стороной каждого. Все в поселке знали, что как только на лбу Богдановых появилась грозная морщинка – к ним лучше не подходить. Собственно, именно поэтому у нас с Анькой было мало ухажеров, хоть мы с ней и прослыли первыми красавицами деревни, но мужская половина попросту боялась нашего взгляда. Никто и понятия не имел, что мы не могли контролировать этот суровый взгляд, он получался сам по себе и был неотъемлемой частью нашей жизни, наравне со светло-русыми волосами.
– Катька! Я же говорила тебе, не ставить его в тот ящик! Ну, свалится же и разобьется! – в привычном командном тоне проворочала сестра. Ее брови угрюмо сошлись на переносице, а голубые глаза манящего ледяного оттенка – еще одна особенность нашей семьи – укоризненно сверкнули в мою сторону. – Из чего пить потом будем?
Я хотела было возразить ей в ответ, но как только мои губы распахнулись – слух уловил громкую и непрерывную автоматную очередь снаружи, вперемешку с ревом мотоцикла. Мы мигом бросились к окну, наблюдая как два немца в неизменной серой форме хладнокровно расстреливали всех подряд, за считанные секунды минуя поле на мотоцикле.
Позади раздался треск глиняного кувшина. Его осколки еще долго гремели в сознании наравне с немецкой автоматной очередью. Ошарашенная Анька еще с минуту бросала тревожные взгляды то на поле, то на меня, то на пустые руки и на коричневые осколки кувшина, распластавшиеся по деревянному полу. Она испуганно выронила его, пытаясь осознать страшное.
Взгляд вернулся к окну, где на моих глазах одна за другой падали наземь женщины, которых я знала всю сознательную жизнь. Кто-то бросал лопату и мгновенно хватался за живот, кто-то отчаянно кричал, моля о пощаде, а кто-то еще пытался бежать, но и их настигла вражеская пуля.
И только моя мать хваталась за лопату как за спасательный круг, мужественно стараясь перетерпеть пронизывающую боль от поражения немецкой пули. Она старалась, она держалась, но сила притяжения и человеческие силы, которые с каждой секундой покидали ее – сделали свое дело. Она упала на колени, и я отчетливо ощутила больной укол в сердце, сдавливающий грудную клетку, и не дающий ни единого шанса на вздох. Ее непроницаемый взгляд направился четко в окно, улавливая наши перепуганные лица.
Я даже не успела понять, куда приземлилась пуля, потому как мать мужественно стояла на коленях, прожигая нас угасающим взглядом стеклянно-голубых глаз. Но в последний момент она не выдержала и полетела вниз, зарываясь лицом в землю.
– Мама!
Отчаянный