Дом криво улыбнулась. Не дождетесь, монсеньор!
Послышался звон шпор, и де Брие, не закрыв плотно дверь, отошел в глубину комнаты.
Но у Доминик был тонкий слух и, хотя мужчины говорили негромко, она слышала каждое их слово.
– Что мои оруженосцы? – продолжая одеваться, спросил Черная Роза.
– Граф разместил их в нижней комнате донжона. Жан-Жака осмотрел капеллан Руссильона, – кажется, священник у них в замке и за врача, – и сказал, что ничего серьезного нет, правда, крови вытекло порядком.
– Кровопускание Жан-Жаку полезно; уж слишком он горяч и задирист, этот юный парижский петушок!
– Он страдает, похоже, не от боли в ране, а от смертельно уязвленного самолюбия. Над ним одержала верх девчонка! Для сына графа де Сю это страшное унижение! А Жерар де Парди трясется от страха из-за твоего знамени, которое растоптала эта же девица!.. Вот, наверное, было зрелище! – весело сказал де Брие.
Доминик ожидала, что сейчас Черная Роза разъярится, заскрежещет зубами или разразится страшными проклятьями в её адрес, – ведь рыцарское знамя было символом доблести и чести, и почиталось как святыня, – но вместо всего этого герцог искренне расхохотался.
– Анри! Я давно уже так не смеялся! Эта девочка – просто ураган! За какие-нибудь полчаса она умудрилась растоптать мой стяг, ранить моего оруженосца и, наконец, плюнуть мне самому чуть не в лицо! Кровь Христова! Если бы это был мужчина – он не прожил бы и трех минут! Рыжая бестия!.. А как она сражалась! Как ускользнула из-под венецианского удара! А ведь Жан-Жак неплохой мастер, и я сам кое-чему его научил… Чтобы какая—то девчонка так владела мечом!..
Дом вся обратилась в слух. Похвала герцога её воинскому мастерству, помимо ее воли, приятным теплом разлилась по телу.
– Хотел бы я это видеть, – промолвил граф. – Вот с такой женой ты бы точно не соскучился!
– Что ты говоришь, Анри? Она меня ненавидит – так, что даже не пытается скрыть это! От такой чертовки можно ждать чего угодно: яд в кубок с вином или кинжал в грудь в первую брачную ночь!
«Да, ты прав», – подумала Дом, невольно сжав рукоять стилета.
– О, такая женщина, монсеньор, умеет и ненавидеть, и любить! Надо только суметь разгадать её и направить чувство в нужное русло, – и самая жгучая неприязнь превратится в столь же пылкую любовь!
– Или наоборот, – мрачно произнес Черная Роза.
– Ты о Бланш?
– Да. Разве её необузданная и дикая страсть не истерзала меня? Она как пожар, оставивший за собой мертвое пепелище…
«Кто такая эта Бланш? Наверное, одна из его мерзких женщин», – скривившись, с отвращением решила Доминик. Хотя она легко могла незаметно покинуть свое