Ребята спали, Женька читала, а Костик о чём-то сосредоточенно думал. Точнее, не думал, а волновался, Какая-то скрытая тревога мешала ему спать.
– О чём ты думаешь? – Спросила Женька. – В последнее время ты сам не свой.
– Не нравится мне всё это. Да и предчувствие.
– Всё же спокойно.
– Вот именно. Спокойно. Слишком всё гладко и спокойно. Не к добру. Расслабляет это, а нам нельзя расслабляться. Вот и сейчас. Бери нас тёплыми, кто хочет. Завтра надо будет установить дежурство и места для ночлега искать побезопасней.
– Давай покурим. Одну на двоих, чтобы не торопясь? Забыла, когда уже курила по-человечески, а так – это только расстройство.
– Нас же убьют.
– Скажем, что не добудились.
– Держи, – Костик протянул сигарету Женьке.
– Сейчас бы в душ, потом пива с тушёнкой, потом на свежие простыни, и чтоб никто не мешал. А потом на всю катушку, как в первые дни любви.
– Меня всегда добивали фильмы, в которых главные герои, гуляя по пустыне так месяца два, начинали заниматься любовью. Раздевали друг друга, облизывали тела…
– Может, они так моются? Откуда ты знаешь?
– Моются, не моются, но мне почему-то не до любви, после таких прогулок.
– Да и мне тоже. Тут бы полежать, чтобы никто не трогал.
– Тише!
– Что?
– Ты ничего не слышала?
– Пора.
Он хотел, было, идти сам, сейчас это было самым главным, встать и пойти, сделать несколько шагов, несколько последних шагов. И чтоб без истерики. Чтоб без истерики и с сухими штанами… Он попытался встать, но ноги… Ноги были ватными, чужими и совсем не хотели слушаться. Будто бы это были не ноги, а пустые штанины с заправленными в них ботинками. Такое бывает, когда совсем отлежишь руку во сне, так, что потом приходится трясти её другой, нормальной рукой, чтобы сначала по ней прошла армия мурашек, после которой, в обозе, уже приходит чувствительность и способность двигаться.
– Пора.
Охранник, наконец, справился с замками, и они подхватили его под руки, даже не надевая наручники. Его же мысли были сосредоточены на ногах. Он пытался переставлять ногами, чтобы создать у соседей по корпусу хоть малейшую иллюзию, что он идёт сам, но ноги… Ноги предательски волочились по полу.
Его уложили на кушетку, застеленную чистейшей белой простынёй. Кто-то читал приговор. Кто-то должен был прочесть приговор – так всегда поступают на казнях. Он же ничего не слышал и не видел. Смерть через инъекцию яда. Всем своим существом он постигал значение этих слов. К нему подошла женщина средних лет с удивительно для такой работы добрым, сочувствующим лицом. На ней был белоснежный накрахмаленный халат, подстать простыне. Добрый доктор Айболит из детской сказки. Сейчас она спросит:
– Нус, молодой человек, как наши дела? – и обязательно улыбнется.
Она внимательно на него посмотрела, потрогала