но матросики-братишки
Зимний все-таки возьмут,
Кремль возьмут и даже МХАТ —
вот и весь матриархат.
«Эластичен нравственности остов…»
Эластичен нравственности остов,
но что у семитов, что арийцев
не бывает, друг, не будь я Постум,
чтоб ворюга был не кровопийцей.
Впрочем, засиделся на земле я,
но и на луну ночами вою —
кто ты, говоришь, тебе милее?
С сердцем как, с ногами, с головою?
Антиисход
Когда погибнет всё живое —
а всё живое не погибнет, —
поникнув гордой головою,
свалю я именно в Египет.
Пускай там редко видят солнце,
пусть там сплошная глушь лесная,
пусть он хоть Марсом назовётся,
я всё равно его узнаю.
И кто б ни баловал нас – боты,
а может быть, и впрямь – планиды, —
я не останусь без работы,
но буду строить пирамиды.
И душу скорбью мировою
в потехи час утешит Моцарт,
когда погибнет всё живое,
а жить, однако же, придётся.
«Что смертным ухабы…»
Что смертным ухабы —
конец предрешён —
воскреснуть хотя бы,
и то хорошо.
Относительность
Мир таков, каков мне дан,
но и сам я данник —
разумеется, Майдан
лучше, чем Майданек.
Что ж не спросишь: почему?
Тоже правда. Как кому.
«В итоге или, прямо скажем – в сумме…»
В итоге или, прямо скажем – в сумме
реальный наблюдается астрал, —
от старости ещё никто не умер,
от молодости кто не умирал,
поэтому согласно теореме
о пользе в топкой местности слеги,
прохожий, не теряй напрасно время,
почти меня и сразу же беги!
Иосиф и лев
Иосиф Сталин русский занял трон,
а Троцкого судил Синедрион,
Льва удостоив участи барана,
что, между прочим, правда, как ни странно
«Хоть я не верю в антибога…»
Хоть я не верю в антибога,
его в природе слишком много,
что ей, однако, не во вред —
она сама его портрет,
на коем лирик и романтик,
и в этом фишка, винтик, фантик —
не чисто зверь с его числом,
но типа юноша с веслом.
«Жизнь – это театр…»
Жизнь – это театр,
в нём ангелы – суфлёры,
и я всё чаще слышу Голоса
с тех пор, как начал тексты забывать.
«Ценят по-разному…»
Ценят по-разному
жизнь эту бисову
братья по разуму,
сёстры по вызову
Письма лишнего человека
Письмо Онегина к Татьяне
лет на пятнадцать точно тянет,
хотя виновный и не вор, —
я