Кот уткнулся ей в ногу.
– Из-за той дурацкой демонстрации на прошлой неделе. Хотя я туда даже не ходила.
Она бросила еще несколько кусочков бекона в поджидавший у стола рот.
– Казначей пишет, заплатить за обучение нужно до понедельника.
У нее в зубах застрял кусочек перца. Она вытащила его.
– А ведь у меня ничего этого и не было, так? Все было в их руках. Они сами виноваты, что отказываются.
Она соскребла вилкой с бумажной тарелки остатки яичницы, вычистив ее так же тщательно, как если бы та побывала в посудомоечной машине.
– Как глупо. Но я же не могла такого предвидеть!
Она отпила кофе – тот оказался такой горячий, что у нее навернулись слезы. Они не остановились и, хлынув по щекам, упали в жирные пятна на столешнице.
Отец ничего не ответил.
– Прости, пап, – сказала она спустя минуту. – Я просто… не знаю, что и делать.
Кот снова толкнул ее, но бекон уже закончился.
– Знаю, я обещала, – проговорила она медленно. – Знаю, чего ты для меня хочешь. Я этого тоже хочу, правда. Если бы я могла заново открыть лавку и вести дела без этого дурацкого диплома, я бы это сделала. Сам знаешь, что сделала бы. Но…
Слова повисли в воздухе, как приглашение, мольба о примирении, о прощении, о чем угодно.
Отец ничего не ответил.
Мили повесила голову.
– Но я обещала, – прошептала она.
Больше слез не было. Она хотела бы заплакать, хотела бы свернуться где-нибудь калачиком и прореветь много часов, предаться жалости к себе в чистом эгоистичном удовольствии. В этом двояком удовольствии, которое ничем не помогало, но все же было лучше, чем это.
Она встала и молча убрала со стола; одна тарелка была вычищена, к другой так и не притронулись. Отцовская яичница перекочевала в пустой контейнер из-под творога, который стоял в холодильнике. Ее она съест на завтрак в следующий раз. Кот проследил за ней, когда она на мгновение остановилась за креслом отца. Новые слезы навернулись на глаза, когда она коснулась подлокотника.
– Знаешь, чего я хочу больше всего на свете? – спросила она.
Он по-прежнему ничего не ответил.
– Да, знаешь. Точно знаешь.
Она подхватила сумку и куртку и проскочила через лабиринт воспоминаний, который занимал их гостиную. У двери помедлила. Она видела только кухню, стол и кресло, которое пустовало уже около месяца.
– Я скучаю по тебе, пап.
Она не стала парковать дракона где-нибудь подальше от ночных гуляющих. Их разинутые рты не уменьшали его ценности, а большинство были слишком пьяны, чтобы вспомнить об этом наутро. Свет на Пон-Роу, конечно, горел ярко, когда торговцы занялись своим истинным делом. Дракон удобно устроился на тротуаре у лавки Карла, и она свистнула, чтобы его заблокировать. Золотистый свет пропал из глаз, и в эту минуту Мили задумалась, не стоило ли ей рассмотреть альтернативный план оплаты за обучение. Ведь какая еще была польза от ее души? После выпуска у нее всегда