– Что тут встал? – крикнул один из парней протяжным тоном. Узковатое лицо казалось длиннее обычного и телосложение худощавое, точнее костлявое и вытянутое. Назвал его Узким.
С одной стороны, понятно, что адресовано мне, но ошеломительно почему таким пренебрежительным и противным тоном?
– Ещё и уставился! – добавил другой с раздражением и, растягивая слова. У этого тело самое пропорциональное из троих парней и лицо красивое. Наверняка девушки и женщины избаловали вниманием. Держится так, словно одалживает себя миру из снисхождения. Дал ему кличку Гордец.
Девушка остановилась, отдышалась и процедила с презрением.
– А, взгляд негодующий!
Какая же странная манера произносить слова! Кстати, ещё на орбите заметили у некоторых эту странность, но посчитали помехами связи из-за дальности расстояния. Девушка, надо признать, привлекательная, даже можно сказать, внешность завораживающая, хочется на неё смотреть и смотреть… Однако, чувствуется в ней некое пренебрежение и говорит, словно ядом брызжет. Станем именовать её Выскочка.
Вдруг все четверо захохотали! Затем третий парень, вёрткий и часто подпрыгивающий на одном месте, порылся среди обломков, достал какие-то поклажи, и они придвинулись прямо к этому постаменту. Решил звать его Попрыгун. Молодёжь уселась, кто на чём, на постамент положили коробку с чем-то съедобным, принялись увлечённо жевать.
Меня раздирало возмущение, но я не хотел ссоры и не хотелось уходить. Будто что-то удерживало. Скорей всего негодование.
– Чего уставился? – процедила Выскочка.
– Долго будешь тут стоять? – прокричал Попрыгун.
– А ну иди! – протянул Узкий.
– Если голодный, то попроси хорошенько, как положено, – проглатывая очередной кусок и усмехаясь, выдавил презрительно Гордец.
– Почему так ведёте себя на памятниках? – не выдержал я. Ведь их создавали, чтобы помнили о прошлых деяниях, помнили отважных людей!
– Да, кому нужны эти памятники! – промямлил Узкий безразлично.
– Все давно забыли, кто и зачем их нагромоздил, – буркнула Выскочка.
– Мертвые камни и люди давно мёртвые, что им будет, – пролепетал Попрыгун.
– Нет, вы послушайте! Чёрные штрихи на зелёном нам пытаются указывать! – возмущённо молвил Гордец.
– Видимо плохо различает цвета и не видит, кто перед ним, – добавила Выскочка с пренебрежением.
Не дослушав, я отвернулся и направился искать Литума, ругая себя за несдержанность. Только теперь понял, как опрометчиво поступили выбирая цвет одежды. Как выпустили из вида, что цвет и форма одежды может означать, например, общественное положение или профессиональную принадлежность!