– А почему он не вернулся в Санцеллан Маистревис? – Мириамель отошла от окна, из которого отчаянно дуло. – Это же совсем рядом.
– Хороший вопрос, – ответил Кадрах, и на его лице, располосованном тенями, появилась кислая улыбка. – Действительно, почему?
Герцог Изгримнур проверил большим пальцем острый край Квалнира, удовлетворенно кивнул и убрал точильный камень и баночку с маслом в мешок. Это занятие всегда его успокаивало. Жаль, что придется оставить меч. Изгримнур вздохнул, снова завернул его в тряпку и засунул под матрас.
«Негоже идти на встречу с Ликтором с мечом, – подумал он, – и не важно, что с ним я буду чувствовать себя лучше. Сомневаюсь, что его страже это понравится».
Впрочем, Изгримнур не собирался встречаться с Ликтором напрямую. Вряд ли чужого монаха допустят в спальню главы Матери Церкви, но комната Динивана находилась совсем рядом, и секретаря Ликтора никто не охранял. Кроме того, Диниван знал Изгримнура и был о нем высокого мнения. Когда священник поймет, кто к нему пришел поздно вечером, он внимательно выслушает все, что намерен сказать ему герцог.
И все же Изгримнур чувствовал, что внутри у него все замирает, совсем как перед бесчисленными сражениями. Именно по этой причине он достал Квалнир, который покидал ножны не больше пары раз с тех пор, как герцог оставил за спиной Наглимунд, и уж точно он не использовал его по назначению, так что сделанный двернингами клинок просто не мог затупиться, но, когда ожидание становится невыносимым, мужчина может заняться приведением в порядок своего оружия. Сегодня вечером в воздухе повисло неприятное ощущение ожидания, напомнившее Изгримнуру берега Клоду во время сражения в Озерном крае.
Даже король Джон, закаленный в сражениях ветеран, нервничал в ту ночь, зная, что десять тысяч тритингов прячутся где-то в темноте за линией костров и что жители равнин не склонны придерживаться правил цивилизованного начала боя на рассвете, да и вообще никаких правил ведения войны.
Престер Джон той ночью пришел к костру, у которого сидел его юный друг риммер – Изгримнур тогда еще не унаследовал герцогство своего отца, – чтобы выпить с ним вина и поболтать. Они разговаривали, а король точил и полировал свой знаменитый Сияющий Коготь. Они проговорили всю ночь, сначала немного скованно, с длинными паузами, прислушиваясь к незнакомым звукам, потом, по мере того как приближался рассвет и стало понятно, что тритинги не собираются атаковать их ночью, свободнее и увереннее.
Джон рассказал Изгримнуру о своей молодости на острове Варинстен, который описывал как место, где живут отсталые и суеверные неотесанные деревенщины, и про первые путешествия по землям Светлого Арда. Изгримнура заворожили неожиданные картины юности короля. Престеру Джону было почти пятьдесят, когда они сидели у костра рядом с озером Клоду, и молодой риммер в своей жизни не знал другого короля. Но, когда он спросил Джона о его легендарной победе над красным драконом Шуракаи, тот отмахнулся от вопроса, как от назойливой мухи. Так