– Активизируются на нашем направлении. В общем, жди ржавых скоро. Этих троих не допрашивал?
– Нет, пробовал только. С фаларом[17] у них тишина, а с инглишем и африкаанс – у меня… Жоры, жаль, не было. На горячем можно было развязать, а сейчас – не знаю. Мешок присадок к плюшкам[18] набрал. То ли инерционные, то ли объемные, а может, чего новое придумали. На батарейках. К радистам схожу, конечно. Но лучше бы на север отправить, пусть сами разбираются.
– Завтра отправим. Давай, доедай, бери свои присадки, зови Жору и пойдем-ка посмотрим на улов. Они где, в яме?
– А где же еще?
– Тогда я пошел туда. А вы подтягивайтесь. Стремительно навалилась темень, высыпав шквал звезд на небесный антрацит. Луна с несколько авиационным имиджем в южном полушарии расправила крылья и парила потихоньку. Наплясавшиеся бойцы притихли, зарычал генератор – поджег прожекторы на угловых вышках.
Я зашел к себе, отыскал наощупь нож, дежурный моток парашютной стропы и прихватил несколько кругляшей из мешка с плененными примочками к минам. Жаропрочные комары уже вышли в поиск – звенели, будто жалобно зазывая на ночлег, но пришлось с ними распрощаться и не спеша пойти к отквартированному неподалеку Жоре. Он читал в своей хижине дяди Тома при чадящей лампаде из снарядной гильзы, лежа за отнюдь не белым марлевым пологом. Хотя вот тут, видимо, закралась ошибка. Дядя Том сдох бы через пару дней, здесь проживаючи. А Жора жил уже месяц и не унывал, продолжал улыбаться, малярия ему пока была незнакома; учил себе потихоньку очередной язык и практиковал выученные. Часто вслух и громко – было слышно. Диковинные языки: мат – не мат, но нечто родственное. В свободное (ну, пусть будет в личное) время у него вечно торчал кто-нибудь из местных носителей как языка, так и вшей, язв, чесотки и остальной заразы, поэтому в хижину он их не пускал – балакали, сидя на патронных ящиках у входа. Ящики имели обыкновение исчезать по бартеру, и тогда приходилось сидеть на земле. Жора всегда записывал, а еще он мечтал выучить язык бушменов и увлеченно рассказывал про них – про эту чудную, почти уничтоженную бурами и враждебными племенами народность, которая не владела письменностью и передавала свою историю на словах. Но бушменов в округе не наблюдалось, а тексты о них слегка доставали, и я просил его рассказать что-нибудь о бабах. Про баб Жора, наверное, знал, но вещать отказывался и краснел. Потом покраснение исчезло – скрылось под загаром, а я решил выучить английский. Так что про баб и бушменов мы больше не вспоминали.
– Пошли, поработаем немного. Приходилось на допросах бывать? Не в детской комнате милиции, имею в виду.
– Не-ет.
Но улыбаться я не переставал:
– Ну, тогда опыту наберешься. Профессию сам себе выбрал, так что терпи.
– Да мы учили. Я даже помню…
И оборвал я Жору:
– Забудь.
Пленные – дело тонкое. Согласно наставлению, пленных