Миссис Хейкин мысленно следила за каждым этапом их путешествия. “Сейчас они должны быть на Клэпем-джанкшен. – К этому времени они уже сели на другой поезд. – Они вот-вот приедут”, – думала она, устраиваясь на диване, чтобы отдохнуть после обеда.
Будь Мэри непонятлива, она бы сочла захлебывающийся поток вопросов миссис Хейкин проявлением чрезмерного любопытства, даже бесцеремонности, но она смутно понимала, в чем дело. Она знала, что в эти короткие мгновения миссис Хейкин собирает драгоценные семена, которые скрасят скудным урожаем ее бесплодное одиночество, поэтому отвечала на вопросы с энтузиазмом, добавляя в свой рассказ как можно больше красочных и интересных подробностей.
Как-то в воскресенье много лет назад миссис Хейкин побывала в Богноре и чудесно провела время на пляже. Через пару дней после своего приезда Стивенсы всегда отправляли ей цветную открытку, стараясь непременно выбрать картинку с обширной панорамой города, чтобы миссис Хейкин вспомнила собственную поездку. Они очень осторожно подбирали слова и никогда не писали на открытке: “У нас все замечательно”, опасаясь, что это огорчит миссис Хейкин и вызовет у нее зависть. Они почти радовались, когда погода позволяла им написать, что было холодно или шел дождь, даже не осознавая, что пасмурные дни в Богноре расстраивали миссис Хейкин, которая ничего так не любила, как наслаждаться отраженным солнечным светом их отпуска.
Мэри не терпелось уйти и снова оказаться на солнце. Она разглядывала маленькую комнатку – такую же, как их собственная гостиная. Обои здесь были ярче, чем у них в доме – розовые розы, увивающие голубые шпалеры, – и тем не менее все вокруг, как ни странно, казалось холодным и мертвым.
В одном углу Мэри увидела вплотную придвинутое к стене пианино с закрытой крышкой. На нем лежала большая кружевная салфетка, на которой стояла ваза с сухим папоротником и две фотокарточки в серебряных рамках; на одной был молодой человек с круглым, как луна, лицом и пустым взглядом, на другой – сидящая на скамье с веером в руках молодая женщина, чьи волосы были стянуты в тугой пучок.
На ореховой этажерке в углу у камина красовалась фарфоровая кошка, несколько маленьких, похожих на ракушки чашек с блюдцами и шесть фарфоровых безделушек с гербом и надписью “Подарок из Богнора” внизу – коллекция, ежегодно пополняемая Стивенсами в качестве небольшого вознаграждения за заботу о канарейке. Рядом с этими вещицами лежал нелепо смотревшийся на их фоне шарик, поблескивающий на солнце и словно покрытый инеем. Он когда-то украшал рождественскую елку в Маклсфилде, в доме замужней дочери миссис Хейкин, куда ее несколько лет назад приглашали на Рождество.
Над камином висела огромных размеров фотография в рамке из черного дерева. На ней были запечатлены голова и плечи мужчины средних лет со взбитыми надо лбом и зачесанными назад волосами; его длинные густые усы