– Я очень сожалею, – шепнула я на ухо кузине.
– Не думай об этом, – прошептала мне в ответ Голди и повернулась поприветствовать женщину, закутанную в шелка с кружевами и меховой оторочкой.
Вскоре мне стало понятно – тети на приеме не было. Почти все гости спрашивали или упоминали о ней: «Как себя чувствует наша дорогая Флоренс?», «Она пропустила два последних завтрака у нас! Надеемся, ей скоро полегчает».
Значит, тетя Флоренс приболела не сегодня, а за несколько дней до моего приезда. Но удивиться я не успела, поскольку была слишком занята ответами на несмолкаемый хор приветствий и вопросов: «Добро пожаловать в Сан-Франциско!», «Как вы находите наш город?» Пунш – сладкий, быстродействующий и, похоже, незаканчивающийся – облегчил мне задачу. Но к тому моменту, как дядя Джонни предложил нам присоединиться к гостям, я уже нетвердо держалась на ногах и слишком хорошо сознавала, что ничего не ела с поезда.
– Папа, а где миссис Хоффман? – спросила Голди.
– А… ну… – закашлялся дядя Джонни. – Она прислала письмо с извинениями.
– Письмо с извинениями? Когда? – Голос кузины сделался резким.
– Несколько часов назад. Мне очень жаль, моя дорогая. Я знаю, как ты ждала встречи с ней, но… тут уж ничего не поделаешь.
Раздосадованная Голди поджала губы. Ее недовольство не укрылось от меня.
А при взгляде на неловкую улыбку дяди Джонни мне стало очевидно, что ему было неприятно разочаровывать дочь.
– Дорогая, – произнес он умиротворяющим тоном, – почему бы тебе не поводить Мэй по залу? Она же – наш почетный гость.
– Конечно, – схватила меня за руку Голди, бормоча сквозь зубы: – Она прислала письмо с извинениями…. Да, конечно, прислала…
– Может, она себя плохо почувствовала… – допустила я.
– Да она все утро гуляла по магазинам. Я сама видела.
На это я не нашлась что сказать. Я не знала, ни кем была миссис Хоффман, ни почему ее отсутствие на приеме так расстроило кузину. Подцепив еще два бокала с пуншем, Голди жестом указала на статую. Теперь я разглядела, что золотая девушка томно опиралась на жезл, по которому ползали крошечные позолоченные амурчики.
– Разве она может не нравиться? – спросила Голди. – Это французская скульптура. Вакханка. Копия Жерома.
– Она очень красивая…
Как и все в доме Салливанов, статуя казалась слишком гипертрофированной – на этот раз в своей непристойности.
А Голди уже забыла о вакханке.
– Ты нигде не видела мистера Бандерснитча? – тихим голосом поинтересовалась она у меня.
Мне потребовалась пара секунд, чтобы вспомнить, что мистер Бандерснитч вел колонку светской хроники в «Вестнике».
– Как он выглядит?
– Никто не знает. Он соблюдает анонимность.
– Тогда как бы я поняла, что это он, если бы его увидела?
Голди обвела глазами толпу,