Закончив все дела с устройством команды в Хеда, Е. В. Путятин 17 января поспешил в Симода для завершения переговоров с японскими уполномоченными. «После окончательной гибели фрегата, – сообщал он впоследствии товарищу министра иностранных дел Л. Г. Сенявину [141] в депеше № 1786 от 18 июля 1855 г., – я крайне опасался, чтобы японцы, воспользовались нашим положением, не стали вовсе отказываться от заключения трактата или, по крайней мере, не вздумали бы делать новых притязаний относительно определения границ. Опасения мои были, однако напрасны, японцы принимали искреннее участие в нашем бедствии, и, хотя сначала настаивали, чтобы целое племя айносов острова Сахалин было признано японским, но окончательно согласились выпустить эту статью и вообще, были умереннее и сговорчивее, чем можно было ожидать» [142].
26 января (7 февраля) 1855 г. в Симоде в буддийском храме Гёкусэндзи был подписан первый русско-японский трактат [143]:
Между Россией Японией устанавливались дипломатические отношения, подданные одной из сторон получали защиту на территории другой и они получали неприкосновенность своей собственности. Граница на Курильских островах устанавливалась между Урупом и Итурупом. Для русских судов открывались порты Хакодате, Нагасаки, Симода, в которых допускались торговые сделки русских, но в ограниченных размерах и под контролем японских чиновников. Было разрешено с 1856 г. пребывание русского консула в одном из открытых портов и предоставило русским право экстерриториальности. Россия получала права наибольшего благоприятствования.
Вопрос о принадлежности Сахалина представители японской стороны, как и Путятин, решили отложить на будущее. Компромисс в виде формулы «как было до сего времени» устраивал по разным причинам обе стороны. Анализируя этот пункт, исследователь-японист А. В. Трёхсвятский отмечал: «Японская сторона, как это видно из японского текста договора, в котором фраза