Колледж. Каким он был, стал и должен быть. Эндрю Дельбанко

Колледж должен заботиться не столько о тренировке ума для той или иной функциональной задачи, сколько о характере – современном смягченном варианте того, что основатели наших первых колледжей назвали бы сердцем или душой. Хотя мы можем не соглашаться с атрибутами добродетели, закрепленными в библейских заповедях или же в понятиях Просвещения (Джефферсон полагал, что цель образования – производить граждан, способных к «умеренной свободе»), студенты по-прежнему поступают в колледж не до конца сформировавшимися социальными существами и их все еще можно отучить от чистого эгоизма и направить к жизни, полной сострадания в широком смысле этого слова и гражданской ответственности.

      Идея того, что цель образования включает укрепление как этического, так и аналитического ума, родилась задолго до церкви, от которой ведут свою родословную первые американские колледжи, и, конечно же, гораздо старше самого христианства. В иудейском бейт-мидраше, как правило как физически, так и духовно располагавшегося вблизи синагоги, студенты перед началом ежедневного изучения Торы молились о даровании прозрения и ясности ума. Поступить в платоновскую Академию в древних Афинах означало признать «перемену в сердце и принять новый образ жизни через процесс, который был сродни нашему понятию о религиозном обращении»[72]. В Риме I века н. э. в знаменитом письме Сенеки об учении мы находим взвешенное, но при этом страстное объяснение способности свободного образования очищать разум от чепухи, побуждая его подняться над пустой болтовней повседневной жизни и буквоедством:

      Будешь ли ты доискиваться, где блуждал Улисс, вместо того чтобы положить конец собственным заблуждениям? Нет времени слушать, носило ли его между Италией и Сицилией или за пределами известного нам мира. Да и не мог он на таком малом пространстве скитаться так долго. Душевные бури швыряют нас ежедневно, из-за собственной негодности мы терпим все Улиссовы беды. И красота прельщает наше зрение, и враг грозит; здесь – свирепые чудовища, лакомые до человеческой крови, там – коварный соблазн, привлекающий слух, и все разнообразие бед. Научи меня, как любить родину, жену, отца, как плыть к этой столь честной цели даже после кораблекрушения. Зачем ты доискиваешься, была ли Пенелопа вправду целомудренна или обманула свой век? Подозревала ли она, что видит Улисса, еще прежде чем узнала наверное? Лучше объясни мне, что такое целомудрие, и какое в нем благо, и в чем оно заключено – в теле или в душе?[73]

      Как бы ни выражались эти образовательные устремления – в категориях иудаизма, древнегреческой или древнеримской философии, христианства или в светских понятиях современности, – ни одно из них не отрицает того очевидного факта, что любая жизнь формируется мистическим слиянием врожденной склонности и внешнего влияния, над которым полностью не властен ни один институт. Однако настоящий учитель всегда радовался и ставил перед собой цель не только обучить и проинформировить, но и растрогать и вдохновить студентов.