– Ты же говорил, что самое ужасное – это женщины, – перебил его Антон. – Не может быть двух «самых».
– Ладно, – согласился Никита, – не самое. Пусть еще одно ужасное. Так вот, за два года здесь никто не умер. Смерть – это хоть какая-то перемена. Смерть – это похороны, волнения, нахлынувшие воспоминания. Смерть – это источник вдохновения…
– Если, конечно, умираешь не ты, – усмехнулся Антон.
– И то верно, – неуверенно кивнул Никита.
Антон воспользовался этим, чтобы крепко схватить его за плечи и встряхнуть:
– Никита, у тебя есть миссия. Ты приехал сюда не просто так. Ты должен дать здешним людям то, чего им не хватает. Нечто такое, что можешь дать им только ты, человек, работавший плечом к плечу с выдающимся кинорежиссером. Да, на это требуется время. Ну и что? Настоящие художники не пасуют перед трудностями! Так?
– Несомненно.
– А ты ведь настоящий художник?
– Да… Конечно, – подтвердил Никита с порозовевшими от удовольствия щеками.
– Тогда давай я вскрою твою дверь, и ты пойдешь работать. Лады?
– Лады.
Никита встал, дождался, пока Антон откроет дверь, и крепко обнял его, прижав к груди:
– Спасибо тебе, Антон! Спасибо! Ты очень мне помог!
– Всегда к твоим услугам, – пробормотал Антон, не спеша в свою очередь обнять Никиту.
На обратном пути он почувствовал, что Никита все-таки заразил его своим отчаянием. На пороге дома он постарался тщательно стряхнуть его с одежды, но пара крошек к ней прилипли.
Катя не стала его дожидаться и легла спать. «Это твой единственный женский недостаток, – часто повторял он ей с улыбкой. – Ложишься слишком рано, а встаешь слишком поздно». Но сейчас ему было не до смеха. Наоборот. В нем с каждой минутой крепло ощущение, что он словно каменеет изнутри. Как будто идет по тонкому льду, и тот трещит у него под ногами. Строительство клуба в последние несколько дней остановилось. Брошенные как попало инструменты валялись на земле. Он боялся, что солдаты, приезжавшие сюда недавно, могут вернуться, на сей раз – за ним. Лекарства от импотенции, которые он принимал, не помогали. Не помогали, хоть плачь. Когда они с Катей выходили на вечернюю прогулку, он смотрел на других мужчин и думал: «Они этим занимаются, а я нет. И Шпильман этим занимается. И Грушков этим занимается. И Школьник этим занимается. Это видно по их походке и по тому, как они расставляют ноги, когда останавливаются поговорить друг с другом. Видно, что они занимались этим со своими женами буквально перед тем, как вышли из дому. В этом нет ни малейших сомнений».
Предательство собственного тела страшней, чем измена женщины. С этой мыслью он набрал номер своего единственного сына. Звонить в Новосибирск было безумно дорого, и они не могли позволить себе такую роскошь, но он чувствовал острую потребность прямо сейчас услышать