– Я была неправа, – сказала я ей.
– Знаю. Я тоже, – ответила она. Потянулась ко мне и похлопала кругляш моего колена, как ком бисквитного теста.
Благодаря луне ручей просматривался насквозь, до самого дна, покрытого, как ковром, мелкой галькой. Я подобрала один камешек – рыжеватый, округлый, гладкое водяное сердечко. Сунула его в рот, словно пытаясь высосать из него костный мозг, сколько там его ни было.
Откинувшись назад и опираясь на локти, я опускалась в воду, пока она не сомкнулась у меня над головой. Задержала дыхание и прислушалась к тихому скрежету воды в ушах, погружаясь настолько глубоко, насколько было возможно, в этот мерцающий темный мир. Но думала я по-прежнему о чемодане на полу, о лице, которое никак не могла разглядеть, о сладком запахе кольдкрема.
Глава третья
Новичкам-пчеловодам говорят, что обнаружить неуловимую матку можно, если вначале найти круг ее приближенных.
Вторым моим любимым писателем после Шекспира был Торо. Миссис Генри задавала нам читать отрывки об Уолденском пруде, и потом у меня были фантазии о том, как я ухожу в тайный сад, где Ти-Рэй меня никогда не найдет. Я начала ценить матушку-природу, то, что она делала для мира. В моем воображении она была похожа на Элеонору Рузвельт.
Я подумала о ней следующим утром, когда проснулась у ручья на ложе из плетей кудзу. По воде плыла баржа из плотного тумана, и радужно-голубые стрекозы метались туда-сюда, словно сшивая воздух стежками. Это было такое славное зрелище, что я на миг позабыла о тяжелом чувстве, которое носила в себе с тех пор, как Ти-Рэй рассказал мне о моей матери. Я словно оказалась у Уолденского пруда. Первый день моей новой жизни, сказала я себе. Вот что это такое.
Розалин спала с открытым ртом, и с ее нижней губы тянулась длинная ниточка слюны. По движениям ее глаз под веками я поняла, что она смотрит на тот серебряный экран, на котором появляются и пропадают сны. Ее опухшее лицо сегодня выглядело получше, но при свете дня я заметила еще и фиолетовые синяки на ее руках и ногах. Ни у одной из нас часов не было, но, судя по солнцу, мы проспали бо́льшую часть утра.
Розалин будить не хотелось, и тогда я вытащила из вещмешка деревянный образок Мадонны и приставила его к стволу дерева, чтобы как следует рассмотреть. Божья коровка заползла на изображение и уселась на щеке Богоматери, превратившись в прекраснейшую родинку. Мне стало интересно, принадлежала ли Мария к числу любительниц природы, предпочитала ли деревья и насекомых церковному нимбу, надетому на нее.
Я снова легла и попыталась придумать историю о том, почему у моей матери оказалась иконка с чернокожей Марией. Ничего не получилось – вероятно, потому что я ничего не знала о Марии, которой в нашей церкви никогда не уделяли большого внимания. По словам брата Джеральда, ад – не что иное, как костер для католиков. В Сильване католиков не водилось совсем – одни баптисты и методисты, –