Она ему передаст! Я с трудом могла в это поверить.
Прокравшись обратно в цветное крыло, я наклонилась над фонтанчиком с питьевой водой и слушала, как девушка в белом все это рассказывает полицейскому, бурно жестикулируя. Увидела, как он надел фуражку, миновал коридор и вышел за дверь.
Когда мы с Розалин вышли из палаты, я посмотрела налево, потом направо. Нам предстояло миновать пост медсестер на пути к выходу, но девушка в белом, казалось, ничего не замечала вокруг себя, поскольку увлеченно что-то писала.
– Иди так, словно ты посетительница, – шепотом велела я Розалин.
Когда мы были на полпути к стойке, девушка перестала писать и встала.
– Вот параша… – прошептала я, схватила Розалин за руку и потянула в ближайшую палату.
На койке сидела крохотная женщина, старая, похожая на птичку, со сморщенным личиком цвета ежевики. Когда она увидела нас, у нее приоткрылся рот и язык загнулся, точно поставленная не на то место запятая.
– Мне бы водицы, – попросила она.
Розалин подошла к тумбочке, налила из кувшина воды и протянула женщине стакан, в то время как я, прижав вещмешок к груди, выглядывала в коридор.
Я проследила, как медсестра скрылась за дверью одной из палат дальше по коридору, держа в руках какую-то стеклянную емкость.
– Идем, – шепнула я Розалин.
– Уже уходите? – окликнула нас старушка.
– Да, но я, наверное, вернусь еще до заката, – сказала Розалин, обращаясь скорее ко мне, чем к старушке.
На этот раз мы не стали прикидываться посетительницами, а рванули оттуда со всех ног.
На улице я взяла Розалин за руку и потянула к тротуару.
– Ну, раз ты все уже решила, то, наверное, знаешь, куда нам идти, – выразительно сказала она.
– Мы идем к шоссе номер сорок и доедем на попутке до Тибурона, это тоже в штате Южная Каролина. По крайней мере, попытаемся.
Я повела ее обратно к окраине городка, срезав путь через городской парк, по переулочку к Ланкастер-стрит, потом через три квартала к Мэй-Понд-Роуд, где мы вышли на пустырь позади «Бакалеи Гленна».
Сквозь заросли «кружева королевы Анны», как у нас называют дикую морковь, и какие-то пурпурные цветы на толстых стеблях мы пробирались вперед, к стрекозам и аромату каролинского жасмина, такому насыщенному, что казалось, стоит приглядеться – и увидишь, как он завивается в воздухе, точно золотистый дым. Розалин не спрашивала меня, зачем мы собираемся в Тибурон, а я не стала говорить. Зато она спросила о другом:
– Когда это ты начала употреблять слово «параша»?
Я никогда не ругалась, хоть и слышала немало бранных слов от Ти-Рэя, да и читала их на стенках общественных уборных.
– Мне уже четырнадцать. Полагаю, я имею право его употреблять, если хочется, – отрезала я, и мне в ту же минуту захотелось. – Параша! – громко выпалила я.
– Параша, адово пламя, проклятие и сукин сын, – подхватила Розалин, произнося каждое слово со смаком, точно лакомый