— Не доводилось.
— И уже не доведется, уверяю вас. После событий, о которых я рассказал, что-то изменилось в этом мире. Закончился Золотой век — век спокойствия и равновесия. Ведь каждый атлант ощущал себя не песчинкой на ветру, а звеном в цепи истории могучей цивилизации.
Он чувствовал себя одновременно и рыбой, и птицей, и зверем.
По глубине мыслей и чувств атланты любого уровня могли жить и на земле, и в небесах, и на море. Их мечты взлетали выше перистых облаков и погружались ниже любого термоклина…
Все были абсолютно равноправны друг перед другом и перед вечностью…
После того бунта кентавров все карты здравого смысла настолько перемешались с дешевыми картонными подделками, что процесс разложения быстро прошел точку невозврата…
— Что вы имеете в виду? Ваши соотечественники перестали платить карточные долги или стали уклонятся от честных дуэлей?
— И это тоже, конечно, но то, о чем вы говорите, стало уже лишь следствием главного перелома. Дело в том, что видимая оболочка явления в старые времена не имела никакого значения — важна была только глубокая внутренняя сущность. Теперь же, после той катастрофы, все изменилось с точностью до наоборот.
Каждый атлант вынужден был принять для себя важное решение: или полностью перейти на сушу, или окончательно скрыться в водных глубинах.
Те, кто вышел на сушу, уподобились кентаврам — тем самым, с которыми еще недавно сражались.
— Они что, сознательно нарушили присягу?
— Нет, скорее бессознательно. Видите ли, прозрачность атмосферного воздуха в десятки раз выше, чем самой прозрачной воды…
— А какое это имеет отношение к кентаврам?
— Самое прямое. На воздухе очень легко пускать окружающим пыль в глаза, а под водой нет и не может быть никакой пыли. Кроме того, видимость в самых чистых морях мира не превышает и семидесяти метров. Поныряйте как-нибудь на Красном море или около Мальдивских островов и убедитесь сами. А вот на поверхности — совсем другое дело.
Например, вот с этого скользкого волнореза вы легко увидите любой португальский галеон или греческую трирему на расстоянии более пяти верст. Между семьюдесятью метрами и пятью верстами есть разница, не правда ли? Для субъектов, во главу угла ставящих видимость явлений, а не их сущность, жизнь на суше намного предпочтительнее…
Полностью на сушу переселились тогда все позеры и хвастуны без внутреннего стержня. Покрасовались друг перед другом, попозировали разным там Фидиям и Праксителям в эпоху эллинизма, а потом сгинули в небытие, чего и следовало ожидать.
Память о них осталась только в греческой мифологии и в садово-парковой скульптуре.
Кентавры и те, кто пошел за ними, предпочли внешний блеск внутренней мудрости, плоскую поверхность — истинной глубине и дешевую похлебку — свежим морепродуктам.
Настоящие