Смог, Пашка.
И вновь становится тихо, если не считать, как урчит мое нутро. Но оно не разрезает тишину, а скорее привносит в нее некую нотку жизни. Или нотку уюта – называйте это, как хотите.
– А помнишь, как мы тебя только приволокли к нам во двор? – тихо говорит он, но я все-таки слышу. Каждое слово слышу. И опять же… «тебя».
Помню. Все помню.
– А как в болоте погрязли, когда Славу Вильева из речки тянули. Помнишь?
Помню.
– А когда зимой в поле у тебя коробка навернулась и мы с тобой всю ночь там кочевали, помнишь?
Помню.
– И как углем тебя тогда загрузили по самое не балуй. Тогда вся деревня тебе благодарна была. Помнишь?
– Помню.
– А сад… помнишь тот сад, который мы с тобой, считай, вдвоем выкорчевали, чтобы новые саженцы посадить. Помнишь?
– Помню.
Спиной чувствую, что солнце встало. Пригрело кабину и совсем скоро доберется до села.
Пашка достает папиросу и закуривает.
– Хорошо тут у тебя. Но давай как в старые добрые…
Он выскакивает из кабины довольно легко и проворно. Садится рядом, закуривает и смотрит на село, где солнце уже коснулось домов.
– А помнишь, как мы в союзе на поле батрачили и тебе тогда премию выписали? – говорю я.
– Помню. – отвечает Пашка. – И то, как копил деньги, чтобы забрать тебя, помню. И то, как испугался, что не успел, тоже помню.
– И я помню. А как нас угораздило тогда в город поехать, помнишь?
– Помню.
– А когда ты на техника орал, что он не следит за мной, помнишь?
– Помню.
– А как мы смеялись тогда, когда случайно вспахали засаженное поле, помнишь?
– Помню. Все помню. – Пашка топчет окурок в землю. – Спасибо тебе. – и он гладит рукой колесо. Словно собаке за ушами чешет. – Спасибо, что был со мной. Спасибо, что не единожды выручал меня. Да что там меня, всех жителей выручал. Извини, если что-то было не так. Спасибо.
– И тебе спасибо, Пашка. Мы ведь еще встретимся?
– Не знаю.
– Не здесь, так где-нибудь в другом месте. Ведь увидимся?
– Я очень на это надеюсь.
Пашка приткнулся к колесу, спустил кепку и закрыл глаза. Некоторое время я чувствовал его дыхание. Его сердцебиение. И его жизнь.
Когда солнце вскарабкалось на небосвод, на высоком холме, откуда видна вся деревня, так и стоял безжизненный трактор, а рядом, уткнувшись в колесо, сидел старик.
Полчаса
Ильяна Анатольевна, по своему обыкновению, всегда ставила будильник и всегда же просыпалась за пятнадцать минут до звонка.
Лежит на кровати возле окна. Вытащит руку из-под одеяла, отдернет шторку и любуется луной. Звездами любуется. Любуется тишиной в избе. Лежит и ничего не делает. Ждет…
Ждет, когда будильник подаст признаки жизни. Чтобы с проворностью кошки успокоить его. Чтобы он успел лишь цокнуть. Чтобы дети не проснулись.
Это время всегда тянется как кисель. Но стоит будильнику чихнуть, как эти пятнадцать