Юрий Петрович прекрасно понял, кого Юнкерс имеет в виду под местоимением «они», хотя и не смог бы, пожалуй, сформулировать это в одном предложении. Советник усмехнулся – жестко, по-волчьи:
– Ты, Александр Сергеевич, сам человек загадочный. Вроде умный, а иногда, извини, какой-то юношеский романтизм мешает тебе понимать простые вещи. «Им» нужен ты. Вернее, как раз не нужен – в нынешнем твоем качестве.
– Но почему?! – сморщил лоб хозяин «Аэродрома». – Ведь я же… не только разгуляево, я же… Я строю, я дело делаю, мы столько для города…
– При чем здесь это? – махнул рукой Ермилов. – Проблема вообще в другой плоскости лежит. Ты с какого-то времени внутренне решил, что выше государства, к которому ты относишься с плохо скрываемой брезгливостью. Ты посчитал, что государства – в твоем, имперском, понимании – нет, что оно как бабка в маразме: так сказать, учитывать надо, но считаться необязательно. Власть такого не прощает – и особенно тем, кто какие-то конкретные вещи делает вроде бы и на пользу тому самому государству. Ты ведь как бы решил отделиться – выстроил империю, в которой стал фараоном, с умопомрачительной властью внутри и с таким же авторитетом снаружи. Абсолютное большинство представителей настоящей, государственной, власти ты искренне и заслуженно не уважаешь – да, решаешь с ними вопросы, умеешь быть обаятельным, конечно же щедрым, но за всем этим стоят твои гордыня и высокомерие, и щедрость твоя для них оборачивается унизительными подачками. Ты же им, как псам, кости швыряешь – мол, нате, зажритесь, только не гавкайте. И они это чуют. Как собаки. И ненавидят тебя за это. Любят тебя только друзья, а в друзья ты берешь ой не всех. А остальные – они видят, как ты живешь, видят, что считаешь себя человеком вольным, независимым и имеющим право. А с чего у тебя такое право? Это ты решил, что выстрадал его, вырвал у судьбы – своим риском, своим сидением на киче, своей работой сумасшедшей. Ты считаешь, что расплатился за все сполна, – но они-то так не считают. Вот в чем дело. Ты для власти – чужой. Приблуда. А поэтому и твоя «фараонная» власть в твоей «империи» – она ворованная, незаконная, так как никто тебя ею не наделял. Не «помазали» тебя.
– Вона… – У Юнкерса, явно не ожидавшего такого монолога, даже рот открылся. – А я-то, по скудоумию своему бандитскому, думал, что власть – она от Бога.
– От Бога, – легко согласился Ермилов. – Но распределяют ее специально обученные люди. Так сказать, «помазанники», специально уполномоченные. У нас же бизнес всегда на дефиците делался, а самый главный дефицит сейчас – это дефицит власти. Вот так. Так что все, что не через «помазанников», то блуд. Блуд от лукавого. И даже не блуд, а бунт – против настоящей, законной власти. А бунты нужно подавлять – лучше в зародыше и непременно жестоко, в назидание другим. Кстати, чем больше в этом нелогичного – тем лучше,