Именно самоотверженность и альтруизм отличали Максвелла от прочих денежных мешков, убеждала всех Пенни.
Себе же говорила, что рядом с ним счастлива.
Говорила, да самой себе не верила.
На работе Моник приперла ее к стенке.
– Омаха, ты пользуешься диафрагмой? – тряхнула она головой, отчего забряцали унизанные бусинками дреды. И, не дожидаясь ответа, продолжала: – Если пользуешься, вытаскивай к чертям! Сожги и смой в унитазе! Дай мужику себя обрюхатить!
Пенни промолчала, но на самом деле после месяца встреч они с Максвеллом так и не переспали.
Вдобавок родители повадились звонить ей именно по ночам. Наверное, надеялись застукать с поличным.
– Который час? – сонно бормотала она.
По межгороду доносился требовательный голос матери:
– Ну почему ты его не любишь? Такие богачи на дороге не валяются!
– Хотя бы притворилась, что любишь, – не отставал отец по смежному телефону.
– Мы лично не знакомы с мистером Максвеллом, но уже считаем его частью семьи, – щебетала мать.
Пенни повесила трубку, выдернула телефонный шнур из розетки и откинулась на подушку. В таком деле спешить нельзя. Сколько ее подруг прогулялись к алтарю, а теперь влачат унылое существование с добровольно-принудительным отправлением супружеского долга. Как при пожизненном сроке, когда свидания со второй половиной можно по пальцам сосчитать. Не важно, в богатстве или в бедности, обоюдная страсть – вот залог счастливой семьи.
Пенни не давала покоя мысль, что все предыдущие романы Максвелла длились почему-то по сто тридцать шесть дней. Едва ли это совпадение. Именно сто тридцать шесть, ни днем больше, ни днем меньше.
И наконец, Максвелл сам не торопился загнать ее в койку. Неизменно вежливый, галантный, но вечно отстраненный. Пенни даже начала сомневаться, не покривила ли Алуэтта душой, назвав его лучшим любовником. Наверняка у французской красавицы бывали мужчины и получше, по-настоящему горячие и страстные самцы. А вот Максвелла неутомимо-напористым не назовешь. На каждом свидании он только и делал, что смотрел, слушал да строчил в блокнотике. На яхтенных вечеринках незнакомые женщины злобно таращились на его спутницу. Костлявые и прямые как скалка супермодели фыркали при виде ее нормальных, человеческих бедер. Недоуменно качали своими муравьиными головками со вздернутыми скулами. Мужчины плотоядно облизывались, решив, надо думать, что Пенни околдовала Максвелла особыми сексуальными талантами. В нескромных взглядах читались сцены разнузданной содомии, перемежаемой контрапунктными аккордами из орального секса. Вот бы народ подивился, узнав, что богатейший человек на свете приглашал ее покататься на лыжах в Берн, на бои быков в Мадрид и ни разу – в постель.
На момент встречи с Максвеллом Пенни не