– Да, похоже на «котовий», – задумчиво промямлила Сэйни.
– Почему не «кошачий»? – резонно вопросила Уна.
– Потому что мадам – приверженка Латунного века и любит архаизмы! – взвыла я, расхаживая по комнате. – Котовий! Китовий! Кит… – я развела руки на немыслимую щирину, – …кот! – я сузила их до масштаба Зевуса, быстренько примерившись к нему и замерла, впившись в него взглядом.
Видимо мои глаза засветились болезненными искрами, потому что Уна тут же закрыла Зевуса собой, успев отгородить его от моих резко протянутых цепких рук. Сэйни же схватила меня за талию, пытаясь оттащить от источника ценного ингредиента, а я вопила:
– Ус! Котовий ус! Кот маленький! Кит большой! У кота когти! У кита плавники! Кот пушистый и теплый, а кит лысый, гладкий и мокрый! Кот близко, а кит далеко! Как я буду выдирать ус у кита?! У него вообще есть усы? Дайте мне кота! У него много, зачем ему столько! Подумаешь, ус! Да он их десятками по комнате роняет, а потом Фуф ими вместо зубочисток пользуется! Отдайте кота, сволочи! Вы мне не подруги! Ведьмы! Чтоб вас всех загребли рыцари Ордена на экзекуции! Какого-то кота, и без того драного, вам жалко для родной меня! Да моя бабуленька…
Когда я начинала вспоминать Зловещую Розамунду, это свидетельствовало о крайней степени моего отчаяния и дереализации, так что Уна с Сэйни спешно вынесли меня из комнаты, оставив там шипящего и заметно округлившего и глаза, и спину Зевуса, и так и понесли на улицу в ближайший ромбар, а я продолжала крючить пальцы и пытаться схватить ими пробегавших кошек и иногда вцепиться в кого-нибудь из подруг. Ради равновесия я еще отчаянно дрыгала ногами. Такие приступы случались у меня не часто, всего-то парочку раз, вследствие моей сверхэмоциональности, но, согласитесь, в тот день у меня была весомая причина.
И как на зло по пути наша дурная троица наткнулась на университетскую дружину, которая набиралась из числа самых качковатых студентов. Они, наверняка, должны были что-то сделать, вместо того, чтобы ржать во все глотки и показывать на меня пальцами, но этого не случилось. К несчастью, там был один парень, перед которым мне хотелось выглядеть феей, а не надышавшейся газов пифией. Я заметила его краем глаза и взбесилась пуще прежнего, однако это лишь сподвигло меня сооружать более изящные позы, какие можно было запечатлеть на картине. От неожиданности я даже запела старинную оду. Заслышав сие, Сэйни с Уной побежали еще быстрей. Вися вниз головой и бороздя волосами траву, я видела Альказара среди этих недорослых идиотов. Он один не смеялся, а только морщил лоб и кривил свои красивые губы.
Я уверена, что у каждого человека есть некие маркеры общества, – люди, которые вроде как задают нужный тембр. Например, в моем галлюциногенном мире Альказар представлял собой мерило неземной идеальности, наподобие статуй, в изобилии обнимающих фасады ГУТСа, и, хоть я и не была в него влюблена, мне всегда хотелось, чтобы он тоже видел во мне нечто не менее прекрасное. По крайней мере, по нему я калибровала свою женственность, если можно