«Меня зовут Долли Мортон, мне от роду 26 лет, и я родилась в Филадельфии, где мой отец работал клерком в банке. Я была его единственным ребенком, и моя мать умерла, когда мне было два года, поэтому я не помню ее. Заработок моего отца был небольшим, но он дал мне хорошее образование, насколько позволяли его средства, и его единственное желание состояло в том, чтобы я смогла зарабатывать себе на жизнь в качестве школьной учительницы.
Мой отец был молчаливый, строгий, сдержанный человек, который, возможно, по-своему любил меня, но он никогда не выказывал никаких внешних признаков привязанности и всегда держал меня в строгой дисциплине. Каждый раз, когда я совершала какой-либо проступок, он клал меня себе на колени, поднимал мои короткие нижние юбки, снимал мои панталоны и громко шлепал меня широким куском кожи. Я была пухленькой, мягкой, тонкокожей девушкой, которая остро чувствовала боль, и я имела обыкновение кричать, дрыгать ногами и просить о пощаде, чего, однако, мой отец никогда не принимал, поскольку спокойно продолжал шлепать меня, пока мой бедный зад не становился красным, как огонь, и я хрипла от крика. Затем, когда наказание заканчивалось и мои дрожащие пальцы застегивали панталоны, я ускользала с больным задом и слезящимися глазами. Наша старая служанка, которая была моей кормилицей, сочувствовала мне и утешала, пока не пройдет первая острая боль от порки.
Наша жизнь была довольно одинокой; у нас не было родственников, мой отец не заботился ни о каком обществе, а у меня было очень мало подруг моего возраста. Но я был сильна и здорова, у меня был веселый нрав и я, к счастью, любила читать, поэтому, хотя меня частенько донимала домашняя скука, в детстве я не была совершенно несчастной.
И так протекли мои детские годы, тихо и без происшествий. Мое детство прошло, мне исполнилось восемнадцать лет и я выросла до пяти футов четырех дюймов; моя фигура была хорошо округлена, и я выглядела вполне сложившейся женщиной. Меня начало раздражать однообразие и подавленность моей жизни, и иногда я бывала очень своевольным и непослушным ребёнком. Но я всегда страдала в таких случаях, потому что мой отец все еще продолжал обращаться со мной как с ребенком, терпеливо укладывая меня на колени и шлепая, когда я проявляла своё неповиновение. Более того, он обещал мне, что будет шлепать меня каждый раз, когда я буду плохо себя вести, пока мне не исполнится двадцать лет. Это было очень унизительно для девушки моего возраста, тем более что я стала довольно романтичной и начала думать о юношах. Но мне никогда не приходило в голову сопротивляться авторитету моего отца, поэтому я принимала свои порки – которые, должна признаться, порой были вполне заслуженными – со всей выдержкой, на которую я была способна.
Но вскоре в моей жизни произошли нешуточные перемены. Моего отца хватил приступ пневмонии, от которой он скончался через несколько дней болезни. Сначала я была ошеломлена внезапностью удара, но не могу сказать,