– А почему с похмелья? – растерянно произнёс Царевич. – Селюнин мне сказал, что они вчера вечером с Шишовым литр водки выдули. Нашей водки, понимаешь, Ванька. По сусекам скребли. А этот аферист вон что затеял. Пусть у меня белая горячка, Царевич, но я эту их мафию на чистую воду выведу. Я им покажу, как изгаляться над приличным человеком. Следователь на беду ещё исчез, как в воду канул.
– Какой следователь? – Тот самый, который осиновый кол из Шишова извлекал. Я ведь от Селюнина к Михееву рванул. А этот сантехник хренов прикинулся лохом: мол, перепил вчера, ничего не помню. Тогда я в милицию побежал. На свою голову. Нет, говорят, у нас такого следователя и никогда не было. Вот там мне и посоветовали к психиатру обратиться. Никто-де в нашем районе никого не убивал и нечего тень на плетень наводить.
Царевич тоскующими глазами оглядел до боли родной двор с его покосившимися ещё с доперестроечных времён хилыми деревянными грибками, и пнул подвернувшийся под ноги кусок резины, который когда-то давно был мячом. Конечно, диагноз, поставленный Кляеву в отделении милиции, мог оказаться верным, но интуиция подсказывала Царевичу, что дело здесь не совсем чисто. И прежде чем идти вместе с Кляевым сдаваться в клинику, надо бы выяснить кое-какие обстоятельства.
– А как выглядел следователь? – Здоровый бугай в камуфляже. Лоб широкий выпуклый, и глаза из-под этого лба так и посверкивают.
– А на рукаве волчья морда, – подсказал Царевич. – А ты откуда знаешь? – недоверчиво покосился Кляев на Ивана. – Зря ты в ментовку бегал, – сказал Царевич. – ФСБ этим делом занимается. Матерый Вадим Гораздович, так зовут твоего следователя. Я уже имел удовольствие с ним беседовать.
– Так, – грозно протянул Кляев, поднимаясь во весь рост и расправляя нехилые плечи. – Вот они, значит, как. Я думал, что здесь уголовка, а они, гады, Родиной торгуют. Не прощу. С врагами народа, как с врагами народа. Шпионское гнездо здесь свили.
– Окстись, – притормозил его Царевич, – что ты распалился как Штирлиц на допросе у Мюллера. Герой невидимого фронта. Какие в нашей хрущобе могут быть военные секреты.
– А если нет секретов, что здесь баклажаны делают? – Ты мне Армению не тронь, – взвился в свою очередь Царевич. – Это наш единственный союзник на Кавказе.
– А кто её трогает? Просто я этих Люськиных ухажёров опознал. Весь вечер вчера голову ломал, почему мне эти образины знакомыми показались. И вспомнил, Царевич! Достаю «Жеребячье копыто», которое ты мне подарил, и вот они, как миленькие, на обложке.
Иван засмеялся. С Кляевым точно не соскучишься. Обложку «Жеребячьего копыта» Царевич, разумеется, помнил. Как помнил и нарисованных там гоблинов. Существ крупных, скандальных, но явно сказочных, которым в цивилизованной России делать нечего.
– Не держи меня за идиота, – обиделся на Царевичев смех Кляев. – Я, может быть, псих, но не дурак. А художник мог гоблинов с конкретных людей нарисовать. Вот тех людей я